Понимание человека как единства тела, души и духа позволяет выделить такие три основные проекции его существования, как материально-природную, экзистенциально-личностную и социокультурную . Материально-природная проекция фокусируется во многом в опыте тела, которое выступает как продукт эволюции, подчинено общим законам жизни и ориентировано на удовлетворение естественных потребностей. Современная наука накопила огромный материал, подтверждающие несомненную значимость биологических факторов в человеческой судьбе. Наиболее впечатляющими здесь выглядят открытия в области генетики, свидетельствующие о том, что около 40 процентов своих качеств человек приобретает посредством генетического наследования. Особенности конституции и темперамента, спектр психических задатков и способностей, склонность к тем или иным заболеваниям, – составляют перечень лишь основных, но достаточно существенных для личности характеристик, предзаданных природой.

Вместе с тем редукция человека исключительно к природно-генетическим факторам не представляется правомерной. Уже психоанализ указал на слабость и несовершенство человеческих инстинктов по сравнению с животными, которые действительно получают комплекс готовых программ поведения, позволяющих им достаточно быстро адаптироваться к внешней среде. Сам факт вертикального положения человека говорит о том, что биологическое в человеке радикально трансформируется культурой и обществом, а тело выступает как продукт не только природной, но и социальной эволюции. Наблюдаемые сегодня процессы акселерации, увеличение средней продолжительности жизни, перспективы клонирования и трансплантации органов опровергают бытовавшую ранее истину о том, что с завершением антропогенеза и началом истории биологическое развитие человечества как вида прекратилась. Современная наука склоняется к мнению, что мы можем напротив говорить об ускорении эволюционных изменений под воздействием социальных факторов.

Особую роль общества в организации человеческого тела и телесности можно проследить не только на материально-природном, но и на мировоззренческом уровнях. В системе универсалий культуры существенное место занимает так называемое «тело-канон», в котором воплощается идеальная модель тела, характерная для той или иной эпохи. В ней фиксируется устойчивая мода на тот или иной тип конституции, рост, вес, формы, а также закрепляются основные стандарты поведения тела или телесности (в данном контексте речь идет о ритуальных жестах, мимике, макияже и т. п.). В этом плане любопытную историю взглядов на тело демонстрирует нам изобразительное искусство, показывая как менялись каноны красоты от античности к средним векам, Возрождению, Новому времени, современности.

Говоря о том, что человеческое тело является непременным объектом внимания науки, культуры и искусства, не следует забывать, что те или иные его модели получают свою первоначальную интерпретацию в философии. Именно здесь создаются исходные познавательные версии понимания тела и отношения к нему, становящиеся впоследствии каноническими и проецирующиеся на широкую культурную матрицу. При этом соответствующие философские концепции выстраивались в зависимости от решения двух вопросов: во-первых, понимания природы и статуса человека в ней; во-вторых, рассмотрения оппозиции душа–тело, разум–тело. Несмотря на самостоятельный статус этих проблем, в историко-философском познании они всегда оказывались тесно взаимосвязанными и взаимозависимыми. Так, восточная философия, ориентированная на растворение человека в природе, не знала дуализма души и тела, понимая человека как единую психосоматическую целостность, где опыт духовного совершенствования был немыслим без соответствующей йогической подготовки тела. Западная философская мысль, несмотря на безусловно высокий статус идеи тела в античности и Возрождении, пошла по пути противопоставления человека и природы, души и тела, где последнее, также как и природа в целом, находились в подчиненном положении по отношению к человеку и его разуму.

Сложившееся в классической культуре пренебрежительное отношение к природно-телесному началу начинает радикально меняться в современном философском дискурсе. Основным объектом критики здесь становится идея разума как того начала, посредством которого организуется человеческий опыт и Универсум в целом. Мыслители самых разных направлений, начиная от Фр. Ницше и З. Фрейда и заканчивая М. Фуко и Р. Бартом, заявляют о теоретической и идеологической неправомерности такого подхода, чреватого последствиями тоталитаризма и массы. При этом проблематика тела и телесности начинает противопоставляться cogito как что-то более онтологически глубинное и ценностно-значимое.

Одним из наиболее развернутых проектов данной темы в философии ХХ в. стала концепция французского экзистенциалиста М. Мерло-Понти. Не «мыслю, следовательно существую», а «существую, следовательно мыслю», где глубинным истоком человеческого существования является дорефлексивный опыт тела, задающий посредством восприятия первичные связи человека с миром. Само тело, согласно М. Мело-Понти, предстает при этом как бы в двух проекциях: «тело-видимое» (тело-объект) и «тело-видящее» (тело-субъект). Тело-видимое обречено на регламентированное встраивание себя в жесткую культурную матрицу приемлемых стандартов поведения, к примеру, даже взгляд на себя в зеркало – это всегда оценка себя глазами Другого. Позиция внешнего наблюдателя обрекает тело-видимое на его рассмотрение с точки зрения существующих канонов, на его соответствие норме. Другой здесь значим как субъект оценки, носитель тех знаний о норме, которые объективируют тело-видимое в принятом ранжире классификационных признаков (например, маленький рост, плохая осанка, лишний вес и т. п.). Такая редукция «Я» к единому шаблону находит свое наиболее яркое воплощение в науке, интересующейся всякий раз не индивидуальным как случайном и несущественном, а всеобщим и необходимым.

«Тело-видящее», напротив, осуществляется лишь в конкретности ситуации, окрашенной всегда уникальной гаммой чувств и впечатлений. При этом интегральная целостность тела-субъекта, реализующаяся на уровне непосредственного ощущения «Я», едва ли поддается рефлексии или объективации. Попытка осознать этот внутренний опыт чревата парадоксом сороконожки, разучившейся ходить. В обычной ситуации мы видим, дышим, слышим, не задумываясь о том, как это происходит, и не подозревая, что в этом первичном перцептивном опыте закладывается образ взаимосвязанной реальности в силу принципиальной целостности и сбалансированности нашего собственного тела.

Механизмы осуществления «тела-внутреннего» в действительности, его возможные проявления описываются современной философией через понятие телесности . Если в категории «тело» акцент делается на его определенной целостности, оформленности и автономности по отношению к другим образованиям (в русском языке сама этимология таких слов как «тело» и «целое» отсылает к одному корню), то в конструкте телесности актуализируются возможные механизмы «выхода» тела за свои границы, опыт его стихийного проецирования вовне, возможный лишь в ситуации нарушения целостности и организации. К феноменам телесности относится все то, что не поддается жесткому контролю разума и воли, но одновременно выступает как нечто более субстанциальное и первичное по отношению к любой структуре или организации.

В современном философском дискурсе телесность понимается как предельно широкая категория, акцентирующая те фрагменты действительности, которые не укладываются в каноны «чистого разума» (например, текст, смерть, опыт повседневности и т. п.). В философско-антропологическом плане можно говорить о выделении специфических феноменов человеческой телесности , конкретизирующих возможный спектр проявлений внутренней активности тела. Наиболее ярко они заявляют о себе в состоянии аффекта, нивелирующего механизмы самоконтроля и подчиняющего человека своей стихии. К основным характеристикам аффекта относятся его спонтанность и непредсказуемость, способность «захватить» человека целиком, полностью подавив сопротивление воли или голос рассудка. При этом «Я» как бы растворяется в стихии аффекта, объект которого становится тем полюсом притяжения, в котором фокусируются новые границы личности.

Спектр многообразных аффективных состояний обусловливается векторами страдания и наслаждения, конкретизирующихся в феноменах страха и эроса. Выступая как глубинные импульсы развития человека, страх и эрос находят подчас свою разрядку в таких особых феноменах телесности, как агрессия, смех, плач, стыд и т.п. Проявляясь в форме индивидуально-психических реакций, выделенные феномены телесности, тем не менее, немыслимы без сопутствующего культурно-исторического контекста. Культура формирует устойчивые стандарты и нормы практик телесности, очерчивает контуры анормального. Одновременно культура создает и собственные легитимные каналы регуляции аффективного опыта, например, триллер, эротика, смеховая культура и т. п.

Такое переплетение индивидуально-психического и культурно-исторического можно проиллюстрировать на примере страха. Буквально страх – это психическая реакция, связанная с предчувствием опасности. В то же время внутренняя «логика» страха построена на определенном дисбалансе знания и незнания: мы знаем источник опасности, но не можем быть уверены в возможности благополучного исхода. Страшит всегда что-то непонятное, незнакомое, другое, однако собственно страх возникает в ситуации угадывания во враждебном объекте чего-то ранее пугающе известного. Примечательно, что человека, лишенного страха, называют безрассудным: лишь ничего не зная и ничего не имея, можно позволить себе ничего не бояться. Одновременно далеко не случайна особая притягательность страха, покоящаяся на естественном любопытстве узнать и понять неизвестность, сделать ее своей и тем самым развенчать как что-то пугающее и тревожное.

Тем самым страх и стремление к его преодолению становятся мощным креативным импульсом культуры. По мнению О. Шпенглера, благодаря страху перед неразведанным пространством возникают города и декоративно-монументальное искусство; по мнению просветителей, страх перед природой создал богов и т. д. Вместе с тем за различными культурно-историческими фетишами страха, можно выделить один неизменный сюжет, оправдывающий страх как таковой, – это страх перед смертью. Несмотря на свою повсеместность, смерть выступает как принципиально недоступная для человеческого познания terra incognito, непонятность которой создает не только богатую мифологическую традицию, но и питает наиболее глубинный, экзистенциальный человеческий страх.

Феноменами, помогающими преодолеть страх, являются агрессия и смех. Агрессия как спонтанная реакция, связанная с «жаждой разрушения» (З. Фрейд), в конечном итоге определяется борьбой за собственное существование и собственное «Я». Смех как специфическая реакция на комическую ситуацию укоренен в особом пафосе жизни, дающей человеку право и привилегию радоваться, несмотря на смерть и побеждая страх. Сходные функции психологической разрядки выполняет плач, являющийся альтернативой естественной радости смеха («смеха-тела»). Трагическое и комическое в равной степени несут в себе элемент катарсиса, обновления, возникающего из чувства сопричастности чему-то более универсальному и значимому. Антитезой «смеха-ума» является стыд , иногда определяемый как страх быть осмеянным. Также как и смех, стыд проявляется как на уровне спонтанной психической реакции, так и на уровне возможной «внешней» оценки ситуации, ее рациональной рефлексии.

Наиболее мощным жизнеутверждающим фактором в комплексе феноменов телесности является эрос . В современной философии он интерпретируется преимущественно в аспекте фрейдистской традиции как стремление к удовольствию, наслаждению, конкретизация глубинной жизнеутверждающей энергии, либидо. Квинтэссенция эроса связана с реализацией сексуального инстинкта, однако ограничивать либидо исключительно сферой сексуальности неправомерно. Эрос выступает своеобразным индикатором жизненных сил в целом, проявляющихся в неистребимой жажде желать, любить, хотеть. Изначальная направленность эроса ориентирована всегда на что-то внешнее, где избранный объект стремления необходимо приблизить и сделать своим, что делает эрос мощной интегративной силой. Не случайно в древних космологиях любовь понималась как единое организующее начало Универсума, собирающее космос в единый организм и придающее ему жизнь. При этом в отличие от организующего порядка Логоса ее сила принципиально иррациональна. Античные философы, например, состояние влюбленности отождествляли с манией, одержимостью, когда трезвые доводы рассудка отступают перед энергетикой желания. Однако, как правило, именно эрос задает конкретную направленность человеческих действий, вносит смысл в отдельные поступки, будучи сам подчинен исключительно инстинкту жизни и самосохранения.

Особый статус эроса в культуре определяется его творческими возможностями. Устремляя человека к чему-то внеположенному, временно недоступному, эрос преобразует как самого человека, заставляя его становиться лучше, так и вожделенный объект, раскрывая его новые грани. Он дает как бы первичный импульс любому творческому акту, вне зависимости от преследуемой цели (другой человек, истина, власть, благо и т.п.). По своей направленности эрос противоположен феномену агрессии, ориентирующей не на созидание, но на разрушение. Эти противонаправленные явления взаимно дополняют и уравновешивают друг друга, поскольку создание нового неизменно предполагает разрушение старого. Нарушение баланса этих двух сторон сопряжено с серьезной опасностью для существования личности или культуры.

Собственно, жесткое разделение каких-либо феноменов телесности едва ли представляется возможным. Наряду с многогранностью возможных проявлений феноменология тела отличается непременной целостностью и интегральностью. Постулируя приоритет телесности над рациональностью, современная философия предполагает именно на уровне тела найти разгадку «индивидуальной универсальности» человеческой личности. Обеспечивая возможность природного существования человека, тело одновременно аккумулирует первичные знания о допустимом и невозможном в рамках той или иной культурной среды, обозначает спектр реакций на социальное окружение, обусловливает глубинные источники развития личности и культуры.

Экология познания: В этой небольшой статье я попробую представить четыре основные концепции телесности. Они описывают, как человек, социум и культура воспринимают тело. Эти концепции сегодня одновременно присутствуют и в индивидуальном представлении

Дано мне тело - что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим? ©Осип Мандельштам

В этой небольшой статье я попробую представить четыре основные концепции телесности. Они описывают, как человек, социум и культура воспринимают тело. Эти концепции сегодня одновременно присутствуют и в индивидуальном представлении, и в социальных практиках, и в культурообразующих формах политики. Они определяют, например, такие области, как здравоохранение и мода, они в равной степени влияют как на психологическое благополучие, так и на искусство.

История знает периоды, когда тема телесного привлекала к себе больше внимания, а также эпохи, когда она уходила в тень. Можно сказать, что в противоборстве и хитросплетении этих двух тенденций разворачивается значительная часть человеческой истории.

Моё внимание будет наиболее сконцентрировано на современности: как эти разные парадигмы живут и сосуществуют сегодня, определяя индустрии, государственную политику, искусство и мировоззрение. Эти парадигмы можно различать по ответам на два ключевых вопроса: «является ли тело объектом или субъектом?» и «в каких отношениях находятся тело и разум (душа)?»

Тело как правильно работающий механизм (тело как отстраненный объект)

Этот подход, пожалуй, наиболее распространён сегодня. У него есть серьёзная и объективная предыстория. Он восходит еще к первым анатомам, изучавшим мёртвые неподвижные тела и пытавшимся постигнуть внутреннее устройство человека. Этот подход поддерживается представлением о теле как о механизме, которое часто ассоциируется с декартовским дуализмом тела и души. Индустриальное производство и войны в двадцатом веке также добавили веса этой парадигме. Человек как «пушечное мясо», человек как часть конвейерного производства, а также бурное развитие медицины и рост индустрий моды и спорта - всё это только способствует распространению объектного взгляда на тело в двадцатом веке.

Очевидно, что учитель танцев, врач или тренер по фитнесу скорее будут рассуждать в парадигме тела как отдельного объекта, который должен функционировать «правильно». Эта картина мира, необходимая в профессиях, в которых нормативно установлен правильный способ работы тела и неправильный, эффективный и неэффективный.

Объект, о котором может идти речь, может быть устроен более или менее сложно, но он всё равно является прежде всего объектом. Из этого вытекает два следствия.

Первое - тело легко становится объектом управления и манипулирования. Это выражается и в делегировании заботы и ответственности о моём теле любого рода эксперту (что, в общем, нормально, когда речь идёт о сложных медицинских проблемах, профессиональном использовании тела в спорте, танцах или аппаратной косметологии, но не является жизненно необходимым, когда речь идет о красоте, еде или здоровье в широком смысле слова). Это же проявляется и в присвоении культурных и социальных норм относительно стандартов красоты и здоровья. Так же в равной мере это относится к чувствительности в вопросах телесной безопасности и комфорта - в городе, на рабочем месте, в информационном пространстве и т. п. Любопытно (и печально), что, например, обсуждение темы насилия, в том числе насилия над женщинами, всегда содержит в себе этот объектный привкус. То же относится и к концепции «вины жертвы», который мы можем увидеть и в корпоративной политике («Мы вам создадим непрерывный стресс, а вы должны тратить деньги, чтобы сохранить своё здоровье»), и в осуждении тех, кто не вписывается в «нормы красоты и здоровья» («Меньше жрать надо!»).

Второе следствие - принципиальная разделённость тела и разума (или души). Уходя корнями в религиозные традиции, в которых тело выглядело опасным, неизвестным и неуправляемым, эта разделенность (дихотомия или диссоциация) сохраняется до сих пор. Фактически телесное регулярно вытесняется на задворки внимания, сознания и, в определенной мере, культуры. Тело - это нечто отстраненное от меня. Есть «я», и есть «моё тело». Эта традиция «я - это не моё тело» активно транслируется и воспроизводится из поколения в поколение. А в силу того, что социальные и
технологические изменения в образе жизни в последние 100 лет только усиливают эту диссоциацию, такой способ думать о теле по-прежнему доминирует в общей картине телесности. И, следуя ему, мы всё активнее ставим своё тело в подчиненное положение: объект обязан меня слушаться. И если он, такой-рассякой, этого не делает, то он плохой и будет наказан, например, лишён удовольствия. Или мы начинаем себя ругать за то, что мы недостаточно успешные управленцы.

Кстати, именно эта идея (или её преодоление) лежит в основе самых разных систем похудения: одни морят себя диетами и изнуряют упражнениями, другие советуют «договориться со своим телом». Либо война, либо дипломатия в отношениях противоборствующих сторон.

Возможно, наиболее интересным образом эта парадигма соотносится с практикой завещания тела или распоряжения, что делать с телом после смерти. В отсутствие осознающего тела «я» - «умершей души», субъекта, принимающего решения, -тело возвращается к своей объектной природе, становясь просто физическим объектом, с которыми проводятся манипуляции. В рамках объектной парадигмы мы как будто воспроизводим этот подход, будучи ещё в здравом уме и твердой памяти при жизни.

Таким образом, если очень сильно упрощать эту парадигму, то можно свести её к довольно простой формулировке: тело - это объект, тело - это не я, я могу относиться к своему телу разным образом, мы можем вступать в разные объектные отношения; я могу его третировать или заботиться о нём, тренировать или игнорировать, бояться его или гордиться им, я могу перепоручать его другим людям или институтам. Эта парадигма является исторически наиболее старой, она сильнее всего закреплена в массовом сознании и культурных и социальных практиках. Каждый из нас может обнаружить в себе господство или отдельные элементы этого отношения к телу.

Тело в телесно-ориентированной психотерапии (тело как связанный объект)

В двадцатом же веке получает распространение ещё один способ понимания тела. В попытке преодолеть дихотомию, или разделенность, души и тела на сцену выходит телесно-ориентированная терапия. Под влиянием сложностей начала двадцатого века, революции в научной парадигме и волны увлечений восточными учениями, тема телесного начинает привлекать всё больше внимания.

Не думаю, что будет большим преувеличением сказать, что в телесной терапии тело рассматривается как отражение и даже буквально воплощение «я». Тело как место материализации разнообразных душевных метафор («сердце ноет», «мозг взрывается», «ноги не идут» и т.п.). Тело как отражение процессов, происходящих с психической энергией. Тело как отпечаток совершенных и несовершенных в течение жизни действий. Тело как некоторый связанный с психическим объект, через который можно познать психическое (разум или душу), через воздействие на который можно изменять психическое. То есть от абсолютной независимости психического и телесного произошел переход к связности этих двух феноменов. Остановимся подробнее на модели этой связи.

Принято считать, что современная телесно-ориентированная терапия началась с Вильгельма Райха. Он был учеником Фрейда, его последователем, а позже, как нередко случалось с учениками Фрейда, - его активным критиком. Главное, в чем упрекал Райх Фрейда, - игнорирование телесности.

Здесь стоит сделать одно отступление, которое важно для понимания общей модели телесно-ориентированной терапии. Наука и представления ученых о мире распространяются волнами. Сначала господствовала модель атомов и механических взаимодействий. Ей на смену пришла модель жидкостей (например, «электрический ток»). Потом стала развиваться модель «поля». В первой половине двадцатого века физика преподнесла науке квантовую модель. И если рассматривать разные научные области, можно видеть, как эти «базовые модели» в явном или неявном виде распространяются в разных областях знаний. Но распространяются не мгновенно, а с некоторым запозданием. Если говорить о физике, то переход от «жидкостной» модели к модели «поля» произошел во второй половине девятнадцатого века (а если точнее, начиная с 1864 года, когда Джеймс Максвелл опубликовал свою первую работу «Динамическая теория электромагнитного поля», и ещё около 20 лет потребовалось для окончательного оформления и подтверждения теории). Первая работа Фрейда «Толкование сновидений» увидела свет в 1900-м году. А «полевая» модель появилась в психологии только в 40-х (теория поля Курта Левина).

Поэтому неслучайно, что Фрейд, а вслед за ним Райх и уже его последователи, говоря о психической энергии и её течении, представляли себе психическую энергию как некоторую жидкость. Чтобы понимать идеи Райха и его последователя Александра Лоуэна, важно помнить об этом представлении.

Итак, Вильгельм Райх представлял тело как место жизни и воплощение психической энергии. Если энергия течёт свободно, то человек психически здоров. Если энергия где-то скапливается, застаивается, не проходит, то значит и со свободным циркулированием психической энергии не всё в порядке.

Возможно, вы слышали выражения «мышечный панцирь» или «мышечный зажим». Их ввел в оборот именно Райх. Это места напряженных мышц, не позволяющих психической (жизненной) энергии течь свободно. Соответственно, если «распустить» мышечные зажимы, избавить человека от «панциря», то жизнь наладится.

С точки зрения логики науки неудивительно, что Райх в конце концов начал искать ту самую жизненную энергию, которая наполняет тело человека. Он назвал ее «оргон». Эта энергия, по Райху, лежит в основе фрейдовской концепции либидо, являясь биологической силой. Он создавал аппараты, накапливающие её, и пытался лечить с их помощью различные заболевания.

Ученик Райха Александр Лоуэн был более удачлив, чем учитель (по крайней мере, он благополучно дожил до глубокой старости, а не умер в тюрьме от сердечного приступа в 60 лет, как Райх). Основные идеи Лоуэна - закономерное развитие ключевых представлений Райха. Опираясь на его идею о том, что душевный конфликт выражается в виде телесных напряжений, Лоуэн создал свою систему работы с телом.

Согласно Лоуэну, психика влияет на тело посредством контроля. Человек подавляет желание закричать, стискивая челюсти, зажимая горло, сдерживая дыхание и напрягая живот. Желание наброситься с кулаками, чтобы выразить свой гнев, человек может подавить, напрягая мышцы плечевого пояса. Вначале это проявление сознательное, оно избавляет человека от развития конфликта и боли. Однако сознательное и добровольное сжатие мышц требует затрат энергии и поэтому не может поддерживаться неопределенно долго. Но если подавление чувства должно поддерживаться постоянно из-за того, что его выражение не принимает окружающий мир, психика отказывается от своего контроля над запрещенным действием и забирает энергию от импульса. Сдерживание импульса тогда становится бессознательным, и мышца или мышцы остаются сокращенными или напряженными, потому что им не хватает энергии для растяжения и расслабления. Соответственно, с точки зрения Лоуэна, надо добавить силу «потока энергии», чтобы мышцы смогли расслабиться, как бы «смыть» затор силой потока. Поэтому метод Лоуэна предполагает максимальное усиление напряжения в блокированных местах.

Помимо различных приемов работы с застывшим в теле напряжением, Лоуэн закрепил в телесной терапии одну очень важную мысль: невыраженные эмоции буквально застывают в теле. Общая жизненная энергия (Лоуэн, чтобы не повторять ошибок учителя, называл ее просто «биоэнергия») обеспечивает как психическую жизнь индивида, так и его телесное существование. Энергия, отнимаемая на удерживание эмоций в теле, будто «вычитается» из общего количества энергии человека, общей жизненности.

И в этом смысле, действительно, глядя на тело, анализируя степень напряженности (зажатости) тех или иных частей, обращая внимание на свободу и, как писал Лоуэн, «природную грацию» движений (точнее, её отсутствие), можно говорить о том или ином типе характера человека, особенностях его поведения и т.п.

Здесь ещё важно упомянуть, что и Райх, и Лоуэн на основе анализа мышечных зажимов разработали свои описания характеров, своеобразные типологии. По тому, в каких частях тела скоплено больше энергии, а где её недостаточно, по тому, где находятся мышечные блоки, вполне можно «диагностировать» тип личности. Это нормальный «медицинский» подход к теме.

В телесной терапии существует много разных идей и методов работы. Мне бы хотелось остановиться ещё на одном, иллюстрирующем понимание тела, как отражения и воплощения внутреннего мира, - бодинамике.

Бодинамика - относительно новое направление в телесной терапии (его автор - Лисбет Марчер), которое начало развиваться около 40 лет назад. Бодинамика базируется на несколько иных представлениях о взаимосвязи «души» и тела, хотя тоже говорит о «типах характера» и детских травмах. Этот подход уже не рассматривает энергии, а ориентируется на более чёткие физиологические показатели. Речь идет о том, что в ходе развития у ребенка в ответ на то, как окружение реагирует на его попытку удовлетворить свои базовые потребности, в мышцах возникает не только гипернапряжение, но и недостаток напряжения и активности - гипотонус. И уникальное для каждого человека сочетание гипер– и гипотонуса мышц и создает, с одной стороны, индивидуальность характера, а с другой - тот телесный образ, который мы видим. К слову сказать, любопытным оказывается и то, что есть связь между тем, как в ходе жизни преодолеваются те или иные детские «травмы» и меняется «характер», и тем, как меняется тело. Не раз в ходе «учебной диагностики» я слышала фразу: «О, а вот здесь явные следы былой травмы, но, судя по телу, похоже, вы успешно с ней справились».

Несмотря на то, что методологически (да и идеологически) бодинамика существенно отличается от «энергетического» подхода Райха и Лоуэна, их объединяет представление о взаимосвязи «души» (психики, разума, эмоций и т.п.) и тела. Тело есть реакция на психический опыт человека, его последствия и результат. Поэтому через тело мы можем видеть личную историю - и через тело же мы можем изменять личную историю, отпуская зажатые в теле эмоции, уменьшая напряжение или переобучая мышцы. В некотором смысле и в телесно-ориентированной терапии тело остается объектом, непосредственно связанным с «я», но всё-таки отделенным от него.

Направления, также базирующиеся на непосредственной связи «я» и тела: психосоматика(невыраженные эмоции выражаются телесно в болезни), метод Александера (работа с осанкой), Розен-метод (мышечная релаксация через прикосновение), рольфинг(структурная интеграция через работу с фасциями), некоторые использующиеся в терапевтической работе массажные практики (палсинг, миофасциальный релиз и т.д.),техники релаксации и даже пресловутый метод «рэйки».

Эта парадигма - «телесные проблемы есть следствие психических проблем» - сегодня весьма распространена. Наиболее ярко простой ход мысли «если в теле…, то (это потому что) в душе/в жизни…» получает выражение в «бытовой психосоматике», ярким примером которой можно считать, например, книги Луизы Хэй и Лиз Бурбо.

Парадигма тела как связанного с психикой объекта, таким образом, может быть сформулирована следующим образом: существует определённая (описываемая по-своему в каждой конкретной модели) связь между телом и эмоциями, характером, способом жизни; тело - объект, связанный с прочими жизненными проявлениями человека; воздействуя на тело с учетом типа связи, мы можем изменять некоторые аспекты жизни. Этот взгляд успел получить некоторое распространение, которое можно считать если не массовым, то как минимум популярным, благодаря успеху книг жанра «помоги себе сам» и в некоторой степени благодаря развитию психосоматики как отрасли медицины.

Тело в арт-терапии (тело как посредник, тело как канал коммуникации)

Если для телесной терапии может быть уместна метафора body is a message («тело как послание»), то для арт-терапии, на мой взгляд, вполне подходит метафора body as a messenger («тело как посланник, посредник»). Действительно, арт-терапия (или, как сейчас более корректно называть этот вид деятельности, «терапия творческим самовыражением») часто использует тело в качестве посредника между внутренними процессами (или, что ещё точнее, неосознаваемыми процессами, бессознательным) и тем, кто может их воспринять. Это может быть зритель, свидетель или сам человек в качестве наблюдающего. Искусство в любом его проявлении будто выносит на поверхность, делает видимым, наблюдаемым и осязаемым некоторое внутреннее содержание. И в этом смысле любые «продукты», получаемые в ходе художественного процесса, могут давать богатую почву для размышлений, так сказать, поставляют «материал для работы» не хуже классического для психоанализа метода свободных ассоциаций.

«Отпустите руку и рисуйте», «отпустите тело и двигайтесь», «отпустите руку и пишите», «отпустите тело и позвольте ему действовать или говорить»… - все эти предложения, используемые в арт-терапевтическом процессе, используют тело как проводник. Тело становится средством выражения.

Но дело не только в том, что тело в ходе процесса может предоставить изрядно материала для анализа, интерпретации и осмысления. И не только катарсис и аффект, возможные в процессе телесного самовыражения, обладают целительным потенциалом. Самое любопытное, что может происходить в подобном процессе, - изменение, трансформация изначального импульса и переживания. Если говорить совсем грубо: из отрицательного - в положительный. Если говорить точнее, то это может быть переход от отчаяния к радости, выход из тупика к освобождению, переход от бессилия к уверенной активности и т. п. Если использовать для объяснения таких феноменов «энергетическую модель», то можно, пожалуй, говорить о том, что через движение тела (неважно, в танце, рисовании, вокализации или сценическом воплощении) переживание, психическая энергия, прежде где-то запертая, получает не только канал для выражения, манифестации, прорыва в аффект, но и форму, в которой она может быть преобразована, процесс, в ходе которого она может измениться.

Этот феномен позволяет арт-терапии работать и с «закрытым запросом» (когда клиент не хочет сообщать о проблеме или не может ее сформулировать). Я не знаю, в чём проблема или не хочу о ней говорить, но, отпуская своё тело в действие (танец, рисование, письмо, спектакль, извлечение звука), я позволяю «своим здоровым силам», активному воображению самим найти решение проблемы. Как будто за счет деятельности, телесной активности, развивая и преобразуя её, я нахожу «правильный», исцеляющий для тела способ.

С одной стороны, в этом плане арт-терапия имеет много сходств, например, с современной культурой, в которой тело, телесные действия сами по себе являются манифестом. С другой стороны, она глубоко уходит корнями в ритуальные практики. Трансформирующие ритуальные движения (например, танцы дервишей), современные двигательные практики (например, «5 ритмов» Габриеллы Рот) содержат этот посреднический и трансформирующий потенциал. Первая книга Габриеллы Рот даже называется Sweat Your Prayers («Молитва пóтом»).

На самом деле, выбор именно арт-терапии в качестве примера идеи «тела как посредника» довольно условен. Многие практики (и терапевтические, и художественные, и развивающие) используют это представление о теле. Та же психосоматика, которую я упоминала в предыдущей части, склонна, в том числе, рассматривать телесный симптом как знак. То есть дело может быть не только в том, что энергия, не находя «здорового» выражения, формирует опасные для здоровья реакции тела, но и в том, что через телесный симптом бессознательное может «говорить» с самим человеком или с окружающими, сообщая некоторую важную информацию, которую не получается донести другим способом.

«Разговор с телом», «выражение через движение» используется во многих направлениях психотерапии: в психосинтезе Роберто Ассаджиоли, в гештальт-терапии, в процессуальноми трансперсональном подходах. Трансформирующий потенциал бессознательного движения используется также в соматической терапии травмы Питера Левина и некоторых приемах работы в телесно-ориентированной терапии. А также в танцевально-двигательной терапии и, как ни странно, в бихевиоральном подходе. В некотором смысле, метод систематической десенсибилизации, используемый при работе с фобиями, предполагает постоянное и, в некоторой мере, творческое изменение телесной реакции на угрожающий стимул.

Кроме того, используя движение как метафору некоторого жизненного затруднения, можно, меняя движение или находя более подходящее, внезапно легко разрешить саму проблему (я не раз наблюдала такой эффект в работе). В этом есть нечто магическое: проблема решается будто сама собой.

Помимо психотерапии можно найти воплощение парадигмы «тело как посредник» в современном искусстве перфоманса. Хотя история художественных перфомансов насчитывает уже порядка 100 лет (первые публичные выступления художников двадцатого века, где элемент процессуальности, заложенный в визуально-пластическом искусстве, начал активно проявлять себя, относятся к эпохе исторического авангарда начала столетия, а точнее - к опытам футуризма и дада), только начиная с 1960 – 70-х годов именно телесное становится важным предметом исследования художника и провоцирования публики. Художник исследует свою телесность и приглашает зрителя стать свидетелем этого исследования и присоединиться к нему через исследование собственного телесного отклика. В этом процессе тело обретает собственный голос, не просто описывающий то, что происходит в этот момент с душой, но материализующий это послание. В перформансе содержание не рассказывается - происходит его самоподача. Определённое сообщение (текст или действие) становится не просто высказыванием о чем-либо, но демонстрацией того, о чем говорит это сообщение. Перфомансы Марины Абрамович, Ива Кляйна, Германа Нитча, Улая - яркое воплощение этой идеи.

Ещё один очень яркий пример парадигмы - танец буто, современное японское пластическое искусство. Если бы кто-то захотел увидеть, как выглядит обнаженная душа в самых разных переживаниях, ему бы стоило обратить свой взгляд на буто. Хотя буто и является танцем со всеми присущими танцу атрибутами (техника, хореография, традиции), он в некотором смысле «антиэстетичен», он выстраивается на телесном проживании внутренних состояний, изначально неоднозначных и противоречивых. Одной из оказавшихся плодотворными идей, заложенных в буто, стало переопределение танца с простого искусства движения до манифестации ощущения сущности собственного тела.

Представление о теле как проводнике, как канале или посреднике ещё активнее связывает телесное и психическое (душу или разум), укрепляет эту связь, создает для неё разнообразные формы и выводит на авансцену. Тело в данной парадигме приобретает ещё больший вес и значение. Сама идея о том, что «тело может говорить» (сродни названию книги Александра Гиршона «Истории, рассказанные телом») подчеркивает возможность субъектности телесного и значимость этого аспекта тела. Эта точка зрения близка людям, не чуждым искусства и психологии, но (по крайней мере в плане эстетики) наталкивается на сильное сопротивление и непонимание «простых людей».

Интегральный взгляд на тело (тело как осознанный субъект)

Сегодня существует ещё одна парадигма телесности, которая набирает всё большие обороты и распространение. Стоит сказать, что пытаясь описать её, я вступаю на скользкий путь неясных определений и ещё только становящейся реальности. В некотором смысле, попытка в словах ухватить суть этой парадигмы чем-то похожа на попытку поймать это ощущение «осознанного тела» - проще почувствовать, чем выразить словами.

Наверное, важно уточнить, что в данном случае использование слова «интегральный» не связано напрямую с идеями Кена Уилбера и его интегральной концепцией всего.

Представления о теле и телесности закономерно менялись вместе со сменой ведущих парадигм в культуре. Механистический по сути концепт медицины и спорта, пытающийся уточнить, преодолеть эту механистичность, эдакий «ранний модерновый» концепт Райха и Лоуэна, типичный «модерновый» концепт арт-терапии… В этой логике
«интегральность», наверное, стоит относить к «постмодернизму», тем более что идея «тела», «телесности» является одним из ключевых понятий постмодернизма. Метафора тела активно используется в отношении любого рода «текста» (Ролан Барт), социума (Жиль Делез). «Телесность» становится обозначением жизненности, витальности, первозданности и, одновременно, структурированности.

Когда идеи разлиты в воздухе, когда они целенаправленно или спонтанно в виде трендов реализуются в повседневных практиках, они не могут не влиять на развитие тех или иных областей деятельности и представлений.

Идеи интегрального взгляда на тело, мне кажется, в значительной мере являются результатом всего того, что происходило последние 30 – 40 лет. Это и пресловутая «сексуальная революция», и опыты с наркотиками, пытающиеся не только «расширить сознание», но и преодолеть ограниченность опыта повседневных телесных ощущений. Не случайно почти все телесные практики, возникшие изначально в рамках конкретных функциональных направлений - подготовка танцоров, развитие тела, реабилитация и прочее, - сейчас подчеркивают, что их цель и польза не столько прикладная и практическая, сколько интегральная («лечить не только тело, но и душу»; развитие «более глубокого уровня понимания полного использования тела как единого целого»). Даже не являясь формально психотерапией, все они используют телесную осознанность как путь интеграции и развития опыта, как способ проживания и ощущения собственной витальности.

Существенная проблема, с которой сталкиваются почти все авторы и практики, обсуждающие интегральный подход к телу, - отсутствие языка описания . Реальность интегральных телесных практик адресуется не только и не столько функциональной пользе этих практик для физического здоровья и психики (хотя эта польза очевидна), сколько к довольно тонким телесным ощущениям. С одной стороны, эти практики связаны с развитием ощущения своего тела (развитием проприоцептивного чувства), а с другой стороны, принципиальным оказывается длящийся, процессуальный характер этих ощущений. Вот именно этот телесный present continuous и не поддается пока внятному описанию.

Тем не менее, есть некоторые общие моменты, объединяющие разные подходы, методы и школы, которые можно попытаться описать.

Самое главное - это принципиальное единство физического и психического. В самом общем смысле речь идет о изначальной неразрывности, связности телесного (в самых разных его проявлениях) и психического (также в самых разнообразных проявлениях). Само слово «интегральное» подчеркивает не то, что тело и психика связаны каким-то образом (а мы анализируем или корректируем эту связь), а то, что они суть одно. Эта тонкая грань - между связью и неразрывным сосуществованием - как раз и передается в практике через ощущения и опыт телесного проживания текущего момента времени, но никак пока не схватывается рациональным (непоэтическим) языком. Для обозначения этого единства интегральному подходу удалось выработать общий термин, увы, не поддающийся адекватному переводу на русский язык - bodymind . Вот так, в одно слово.

Ещё одним общим положением для всех интегральных подходов является идея телесного сознания/осознания/сознавания. Я использовала разные формы не только потому, что довольно сложно перевести на русский используемый в подходах термин body awareness. Для интегрального подхода равно важен и результат (осознание), и процесс (сознавание), и аспект интеллектуальной активности (сознание). Речь идет о направленности внимания на ощущения тела, о фокусе внимания на проприоцепции и внутренних ощущениях тела. Она самоценна сама по себе, не в связи с последующей функциональной пользой, а как значимая составляющая непосредственного существования.

Здесь любопытна одна деталь. Активное использование самого термина body awarenessначалось, похоже, с работ Моше Фельденкрайза. А слово «соматика» (somatics) как современное обозначение подхода и группы методов, опирающихся на интегральное понимание человеческого тела, ввел употребление его ученик Томас Ханна. Оба автора традиционно относятся к области телесно-ориентированной терапии (по крайней мере, в российской традиции этого направления). Хотя, по сути, они стали одними из первых авторов (как текстов, так и практических подходов), привнесших эту интонацию интегральности в телесную практику.

Еще один важный аспект, значимый для всех подходов и практик в интегральной парадигме - представление о человеке как о существе движущемся. В интегральном подходе движение необходимо для ощущения тела, но также является и неотъемлемым свойством человеческого тела. Собственно, bodymind, взаимосвязь тела и психики существует в движении тела и естественным образом проявляется через него. Если раньше большее значение уделялось функциональности движения (в телесно-ориентированном подходе) и его выразительности (в арт-терапии), то в «новой» (интегральной) анатомии тело не мыслится вне движения. Причем речь идет как о движении самого тела, так и о движении внутри тела (движение жидкостей, передача движения через мышцы и фасции, и тому подобные феномены).

Ещё одна любопытная особенность интегрального понимания тела - то, каким образом разные походы обнаруживают и проявляют идею единства bodymind. Для того, чтобы преодолеть дихотомию тела и психики, невольно приходится менять границы рассмотрения.

Это может быть обращение к эволюционной истории и, соответственно, обнаружение эволюционных паттернов движения (Bartenieff Fundamentals) - использование и подтверждение биогенетического закона «онтогенез повторяет филогенез». Это может быть движение «вглубь» тела и исследование проприоцепции и интероцепции систем организма (Body-Mind Centering). Еще один фокус (или метод) - исследование взаимодействие bodymind и окружающей среды. Это внимание и к пространственно-временным условиям, и к гравитации, и к геометрии пространства, развиваемые в разных практиках; и теоретические исследования телесности в связи с социальными или культурными ландшафтами и процессами («Сомаэстетика» Ричарда Шустермана, исследования в сфере туризма Джона Урри и так далее).

Основной пафос современной интегральной парадигмы тела, пожалуй, можно выразить довольно просто: тело имеет гораздо большее значение, чем мы привыкли думать.

Интегральный телесный подход не имеет (по крайней мере пока) устоявшегося языка. В разных направлениях, школах, у разных авторов можно встретить слова «интегральная телесность» (интегральное тело), соматический подход, bodymind (или body-mind),embodiment. Все они сегодня являются синонимами для обозначения этой парадигмы.

Интегральный подход к пониманию тела всё ещё довольно молод. В последние десятилетия он активно развивался как практика, оформился в школы и выработал в рамках этих школ авторитетные тексты. Тем не менее, стороннему наблюдателю он всё еще кажется странным, почти диким. Не имея языка и «научного» понимания механизмов, лежащих в основе этих практик, довольно сложно объяснить, что делают все эти люди, совершающие странные движения и внимательно прислушивающиеся к чему-то еле слышному и незаметному внутри своего тела.

К счастью, сегодня на помощь интегральному подходу к телу приходит нейронаука. Не всегда умея объяснить почему и как именно устроены эти явления, научные исследования (прежде всего с использованием фМРТ) демонстрируют, что «это на самом деле происходит». Научные работы Джона Каббат-Зина (программы работы со стрессом, пищевыми расстройствами и депрессией на основе программ развития телесной осознанности), эксперименты Эми Кадди (влияние характера позы на эндокринную систему), разнообразные инструментальные исследования практикующих буддийских монахов прямо на глазах почтенной публики - всё это наглядным образом демонстрирует, что интегральное представление о теле - не только послания различных духовных учителей о правильном мироустройстве, но и вполне достоверный факт нашего с вами существования.

Интегральная парадигма телесности закономерна в меняющихся условиях большого мира. После массовых войн двадцатого века, возрастающей актуальности экологических вопросов, постепенного пересмотра отношения к темам насилия, свободы и т. п., что-то неизбежно должно было начать меняться в представлении о теле. Интегральный подход увеличивает чувствительность к слабым сигнала среды и социума, именно потому что он чутко прислушивается к ощущениям индивидуального и коллективного тела, ловит слабые сигналы и реакции, осознает их. Он позволяет задавать новое измерение проблемам урбанизации и экологии, политики и здравоохранения, образования и персонального развития. Эта парадигма проявляет себя во вполне понятных социальных практиках: практики правовой регуляции в областях, касающихся тела (курение, семья и дети, здравоохранение и т.п.), страховая практика, логистика транспортных потоков и городская навигация, продукты питания, военные вторжения, организация условий труда и многое-многое другое).

Несмотря на сложность логического понимания и относительную (для европейской культуры) новизну этой парадигмы, она сегодня на удивление легко встраивается в социальные практики. Отчасти это связано с волной популярности практик mindfulness (йога, медитация и т.п.): медитации сегодня предаются целыми рабочими коллективами, от Google до Британского парламента. Еще одна важная, на мой взгляд, причина - более общий парадигмальный сдвиг, наметившийся в двадцать первом веке, важным образом меняющий представления о возможном и допустимом в политике, экономике, социальных практиках. Интегральная парадигма телесности оказывается просто одной из составляющей этого более масштабного современного представления о человеке и мире.

Сравнительная таблица подходов к телесности

Попробую теперь свести воедино парадигмы осмысления тела, о которых шла речь выше.

Само выделение этих парадигм в некоторой мере условно. Вполне вероятно, что любой другой исследователь сможет выделить не четыре, а какое-то другое число базовых представлений, или воспользуется другим основанием для выделения парадигм. Здесь представлен субъективный взгляд, который помогает мне как исследователю и как практику.

Важно, что эти парадигмы как способы думать о своем теле и о телесном вообще сегодня существуют одновременно. Анализируя собственные мысли на этот счет, мы всегда можем обнаружить проявление любой из этих парадигм. И они могут оказаться разными в зависимости от контекста или текущей ситуации. опубликовано

© 2005-2009
Е. Газарова

Телесность — особенное явление: наиболее присущее человеку и одно из наименее известных ему. Само слово «телесность» появилось в словарях русского языка в первой половине XX века. Вначале у И. А. Бодуэна де Куртенэ, а затем в словарях Ушакова и Ожегова. В словаре «живого великорусского языка» Вл. Даля не было главы «тело», но была глава «плоть» — «тело животного и человека; все вещество, из коего состоит животное тело …». Бодуэн де Куртенэ, Ушаков и Ожегов ввели в свои словари «тело» и выделили прилагательное «телесный» — «принадлежащий организму, телу… земной, материальный, в противоположность духовному» (1). Далее следует производное от него существительное «телесность ». Толковать «телесность» они не стали, и слово по сей день, как правило, воспринимается в значении, эквивалентном «тварности»: в отличие от духовности «телесность, т.е. тварность, означает, что его имеет каждая тварь» — (8). То есть, предполагается, что «тело — телесный — телесность» — рядоположные понятия, означающие материальный объект, сосуществующий с духом, но духовностью не обладающий. Но так ли это? По каким параметрам тело, телесные процессы и телесность ставятся в один ряд?

Первые серьезные исследования телесности начались в конце XIX века в психологии. Пьер Жане, молодой тогда профессор психологии, представил теорию взаимосвязи «дыхания, циркуляции жидкостей в организме, мышечного напряжения, формативного процесса в теле в период развития, висцерального (см) процесса и чувств, контактного поведения, движения и побуждения» (9). В своих поисках он опирался на принципы идео-динамики Ипполита Бернхайма и идеомоторных соответствий (см)Уильяма Джеймса. Его исследования оказались единичными в психологии и не получили дальнейшего развития, хотя сама личность Жане и его работы имели огромное влияние на психиатров французской и немецкой школ. Чуть позже, в 20-х — 30-х годах ХХ века, оформилось телесно-ориентированное направление психотерапии (ТОП). Появилась практическая база для систематических и целенаправленных исследований телесности человека. Но именно в связи с тем, что представления о телесности складывались, в основном, в ходе психотерапевтической практики, они понесли на себе отпечаток особенностей условий, целей и задач телесной психотерапии. И, конечно же, — личности телесных психотерапевтов — авторов концепций ТОП. Возможно, потому в ТОП нет единого представления о телесности.

Последние десятилетия XX века обнадежили наступлением нового этапа в исследованиях этого предмета: нынче принято считать, что телесность не вполне идентична телу, что она «шире» и «больше» тела и телесно-метафорически выражает психологические проблемы человека. В то же время, несмотря на современный уровень знаний о теле и психологии человека, сама сущность телесности до сих пор не вполне прояснена. Вероятно, потому мы и не находим не только развернутого определения понятия «телесность» в энциклопедиях, но и краткого — в словарях. В то же время, возникает желание обозначить если не границы, то, по крайней мере, поле, территорию телесности. Четче прояснить ее происхождение и специфику, выделить акценты, позволяющие ее дифференцировать. Конечно же, п онятно, что, выдвигая гипотезу телесности, совершенно бессмысленно опираться на какую-то одну (к примеру, естественно-научную) область знания о человеке или группу родственных областей. Полнокровная гипотеза телесности, по моему глубокому убеждению, может быть проверена опытом только на базе междисциплинарных исследований, объединенных одной концепцией.

Я в этой статье предлагаю аналитический вариант концепции подобного исследования. Опираясь на объективные и субъективные данные разных наук и областей человековедения, нисколько не впадаю в иллюзию легкой осуществимости такого мероприятия. Итак, я предполагаю, что: 1) телесность является особым «продуктом» взаимодействия тела и духа; 2) это — видимая и переживаемая часть души; 3) телесность формируется с момента зачатия до смерти; 4) механизмы образования и «состав» телесности чрезвычайно сложны; 5)телесность (в целом и в частностях) выражает систему смыслов человека, в основе которой — отношение к смерти и жизни; 6) все составляющие части телесности соответствуют друг другу (конгруэнтны) и «прорастают» друг в друга.

Начну же свои рассуждения с вполне материального объекта — тела , поскольку одним из важнейших условий образования механизмов, формирующих телесность, являются свойства биологического организма человека и особенности формы тела человека (форма в данной статье не рассматривается).

Тело человека — это живая, открытая, оптимально функционирующая сложнейшая, саморегулирующаяся и самообновляющаяся биологическая система с присущими ей принципами самосохранения и приспособляемости. Тело представляет собой единство множеств, поскольку определенные органы и системы органов зарождаются в эмбриональный период из конкретного зародышевого листка. «В развитии человека эмбриональный период является критическим. Эмбрион особенно подвержен влиянию различных факторов среды и зависит от состояния материнского организма». (2) Поэтому и ранние, и более поздние нарушения в работе одного органа или какой-либо системы органов отражаются прежде всего на функционировании тех органов или систем, которые находятся с ними в наиболее тесной, «родственной» связи. Система «тело» находится во взаимодействии с окружающей средой и нуждается в постоянном обмене энергией (веществами) с ней. Этот обмен возможен благодаря постоянному влиянию раздражителей внешней и внутренней среды. Они всегда являются новой информацией для организма и перерабатываются его нейро-гуморальной системой. Раздражители воздействуют на параметры организма, которые сложились до данного воздействия. Поэтому характер переработки информации зависит от характера той информации, которая записана к этому моменту в аппарате памяти системы регуляции. Это, как мы считаем, один из основополагающих факторов в образовании индивидуальных особенностей телесности, сформировавшийся на заре биологических форм жизни . Другим важнейшим фактором, по нашим наблюдениям, является соответствие (конгруэнтность)/несоответствие (неконгруэнтность) текущего состояния организма и объективной ситуации , в которой этот организм находится в данный момент. К примеру, конгруэнтность «состояние- ситуация» была очень высокой у Homo sapiens (100 — 40 тыс. лет назад), поскольку основной целью древнего человека была адаптация к реальным условиям. Три фактора развития — стремление к жизни (страх смерти), реальное наличие опасности и простые мотивы и установки древнего человека — направляли работу его тела. Стресс был естественного происхождения и потому вызывал активную работу организма, увеличивал его возможности и способствовал совершенствованию формы. У тела наших далеких предков было еще много общего с животным телом на фоне ряда биопсихических преимуществ. Так, развитые, как у животных, рецепторный аппарат органов чувств/кожи и важнейшие подкорковые образования мозга, дополнялись гораздо более развитыми, чем у животных, теменными и лобными отделами коры мозга. Особенно важно, что у человека того времени была уже достаточно развита верхняя лобная доля коры, отвечающая за контроль эмоций. Программирующая и контролирующая функции сознания были тогда еще в «нежном возрасте», что, однако, не мешало им способствовать выживанию и формированию новых навыков человека. В то же время, древний человек уже формировал отношение к жизни через переживание смерти: мертвое (неподвижное) тело соплеменника вызывало ужас. Таким образом, конгруэнтность обеспечивалась простыми мотивами и установками, а реализовалась сложно организованными , «животно-человеческими», процессами чувственного познания: глубокое целенаправленное «животное» внимание, руководимое «человеческими», хоть и примитивными, целями, задачами и переживаниями, приводило к эффекту синхронизации, который создавал ощущение идентичности с наблюдаемым явлением или объектом. Иными словами: равенство в ощущениях между наблюдаемым явлением/объектом и интериоризированным образом этого явления/объекта. Характерные для явления или объекта движения вызывали переживания через микродвижения тела человека. Синхронизация вызывала в организме отклик, реакцию в ощущениях, язык которых был понятен нашим предкам, а потому приносил знание и облегчал адаптацию . Благодаря заинтересованности людей, память записывала и хранила в мышечной ткани тела и в виде вегетативных реакций организма значимую информацию как полезную для жизни (полезная — не обязательно позитивная). В случае опасности память тела через естественные знаки напоминала человеку значение данной опасности, способствуя одновременной актуализации соответствующих друг другу мышечных и вегетативных реакций. Это помогало сформировать полезные навыки избегания опасности и закрепить их в памяти, а тело само применяло эти навыки в нужный момент. И этоспособствовало обучаемости и развитию способностей, из которых наиболее ценные и устойчивые закреплялись на генном уровне и передавались по наследству. Таким образом, в суровой реальности жизни древнего человека его «животное» тело языком реакций выполняло роль эксперта в вопросах безопасности и эволюции. (Для сравнения: конгруэнтность «состояние организма — текущая ситуация» очень низка у современного цивилизованного человека, живущего уже не в реальном, но в «идеальном» мире — мире отраженных и воплощенных идей. Телесные реакции современного человека «западного образца» социализированы и жестко контролируются. Само тело подвержено директивному воздействию ментальности человека, которая, увы, как правило, является продуктом иллюзий и представлений об истинности оценки момента).

Однако продолжим наши рассуждения о теле-организме. Живой здоровый организм, благодаря способности воспринимать постоянный приток энергии (информации), находится в динамическом равновесии, которое можно изобразить синусоидой . Это правило устанавливают гомеостатические системы организма, которые действуют по принципу обратной связи (отрицательной или положительной), причем отрицательная связь повышает стабильность системы и потому более распространена в гомеостатических системах живых организмов. Непосредственное участие в процессах обмена веществ и энергии и поддержании гомеостаза в организме принимают внутренняя среда организма (кровь, лимфа и тканевая жидкость), мощный иммунитет и компенсаторные механизмы, направленные на устранение или ослабление серьезных функциональных сдвигов — результатов сверх-агрессивных факторов среды (в том числе социальных). Синусоида гомеостаза выражается через ритм, чередование фаз дуальности и движение, проявляя признаки основополагающего Закона Жизни. Он выражается в материальном мире через процессы .Жизнь биологического организма человека, как и любого другого, возможна лишь потому, что каждое мгновение в его «недрах» происходят многочисленные рождения и смерти: благодаря способности всех клеток к размножению, организм имеет возможность замещения стареющих и погибающих клеток, но в результате умирания клеток создаются условия к регенерации тканей: рождение приводит к смерти, способствующей жизни ….+….-…..+…..-… Чередование фаз дуальности определяет и обеспечивает непроизвольность всех процессов и деятельности тканей, систем и жидкостей организма через «напряжение-расслабление», «сжатие-расширение», «приток-отток» (в том числе, процессы нормальных родов и естественной смерти) … Таким образом, нормальный биологический организм представляет собой единство множеств. Это «живое, которое просто функционирует» (В. Райх) в соответствии с установленным Природой порядком вещей: оно может, исходя из особенностей текущего момента, самостоятельно выбрать оптимальные для себя состояния и реакции. Биологический организм человека призван обеспечить уникальную адаптацию и самореализацию уникального индивида. Его отличительными особенностями являются естественность и природная целесообразность.

Перейдем теперь к условиям взаимодействия психики и организма. Р ождающийся на свет человек обладает уникальным генотипом . При этом «биологическое» (телесное) уже неразрывно связано с «психическим»: разнообразные факторы объективной и субъективной жизни матери и ее отношение к ним опосредованно оказывают на плод в утробе воздействие через ее психо-вегетативные реакции. И поскольку я считаю, что именно в утробе матери закладываются основы уникальной телесности человека, нам предстоит разобраться с особенностями влияния матери на плод и путями формирования телесности. Психо-вегетативные реакцииматери- результат сочетания многих условий и факторов, которые отражаются на характере ее восприятия реальности. Информацию о реальности доносят экстероцептивные ощущения , а факторы и условия, коротко, сводятся к: 1)особенностям ситуации и ее объективному стрессогенному уровню; 2)психофизиологическим особенностям человека (биоэлектрическим в сочетании с вегетативными и биохимическими, а также типологическими свойствами нервной системы); 3) индивидуально-личностным свойствам (экстраверсии / интроверсии , уровню нейротизма , типу межполушарной асимметрии или амбидекстрии , характеру); 4)когнитивному стилю (полезависимости — поленезависимости, импульсивности — рефлексивности, ригидности — гибкости); 5) текущему состоянию (активному — пассивному, бодрственному-просоночному, трансовому — гипнотическому); 6) качеству внимания при той или иной выраженности внутренних и внешних помех (5). Иначе говоря, особенности целостного образа восприятия зависят от того, что человек выделяет как наиболее важное, значимое в потоке информации (например, фонематический или семантический аспекты речи; форму или цвет; образ или слово; громкость, интонацию или тембр голоса; суть события или эмоции, связанные с ним и т.д.); как он эту информацию извлекает (эмоционально или рационально, неосознанно или осознанно, критично или некритично, узнавая, как модификацию пройденного опыта, или воспринимая, как новый опыт и т.д.); почему он именно эту информацию извлекает и для чего ему это нужно (мотивации, стратегии и тактики). Следовательно, характер самого восприятия (чувственного познания мира) и образа восприятия зависит от врожденных и приобретенных свойств и качеств человека, его текущего состояния, объективных и субъективных факторов и следов памяти всех прошлых восприятий (см. выше).Сложносоставный генезис образа восприятия ставит нас перед фактом размывания трех границ: между генотипической — фенотипической составляющими сенсорных процессов матери, между объективной — субъективной обусловленностью ее внимания, между физиологическим — личностным компонентами ее перцепции . «Что», «как», «почему» и «для чего» экстероцептивных ощущений создают только часть целостного образа восприятия.

Другую часть образа восприятия создают интероцептивные и проприоцептивные ощущения, которые обеспечиваются действием соматовисцеральной системы; их общим свойством является то, что они не образуют сенсорные органы, а широко распространены по всему телу" (3). Соматовисцеральные ощущения не являются пассивным процессом, но вызывают двигательные реакции организма, вегетативные либо мышечные и, наряду с экстероцептивными, формируют поведение человека, хотя в норме находятся по интенсивности на околопороговом уровне, увеличиваясь при различных нарушениях внутренней среды организма" (3). Они создают основу для аффективной деятельности, чем в итоге формируют и регулируют поведение и в большой степени определяют сам характер познания, психические состояния и свойства личности (5). В процессе адаптации (соцадаптации) индивида при определенных внешних условиях свойства соматовисцеральной системы в совокупности со свойствами органов чувств создают определенные феномены . Известно, что человек (и организм, как неотъемлемая его часть) адаптируется каждое мгновение, т.к. изменения внешних и внутренних условий происходят постоянно. Адаптация организма к слабым и средним по силе раздражителям происходит достаточно быстро и мало заметна для человека, при этом повышается устойчивость организма и вырабатываются навыки и привычки . Недостаточно значимая информация воспринимается организмом как слабый раздражитель. Психикой она часто даже не осознается и слабо структурирована. Чуть более значимая информация воспринимается организмом как средние раздражители, поэтому реакции организма на нее более явные, и психика ее больше структурирует. Адаптация же к любым значимым для организма и психики факторам является стрессом . «В процессе адаптации все вовлеченные в нее органы, изменяясь количественно и качественно, образуют функциональную систему , ответственную за адаптацию. Развивающиеся здесь структурные изменения представляют собой системный структурный след …» (3) Изменения, наступающие вследствие стресса, вызывают ряд физиологических, психических и психологических явлений, поскольку «следы даже однократных воздействий экстремальных факторов… на организм человека приводят к изменениям вегетативных функций … Эти изменения формируют в организме так называемую »вегетативную память", в основе которой лежит (среди прочего) своеобразная взаимосвязь между отдельными элементами тканевой, сосудистой, эндокринной, иммунной систем…" (3), осуществляемая посредством мышечных фасций (7). Именно на уровне стресс-реакции на всякую значимую информацию и появляются характерные психосоматические феномены, порождающие более или менее устойчивый «продукт» взаимодействия психики и тела в виде индивидуальных психосоматических паттернов . Вопрос об устойчивости «продукта» взаимодействия психики и тела неразрывно связан с инерционными свойствами материи тела, свойствами памяти и психологической значимостью информации. Поскольку для организма и психики информация — это «раздражители», которые воздействуют на параметры, сложившиеся до данного воздействия, то и характер переработки новой информации зависит от характера переработки прежде записанной информации . Наслаиваясь, однотипная информация и однотипные способы обработки информации (реагирование) создают характер индивидуальной адаптации. «В основе формирования индивидуальных адаптаций лежат следы предшествующих раздражителей» (3). Сталкиваясь всякий раз с ситуацией, отчасти и чем-то напоминающей значимую, и тем более эмоционально значимую, человек будет испытывать похожие состояния через переживание комплекса первоначальных ощущений и представлений. Они возникают в результате воссоздания сформировавшегося в момент стресса системного структурного следа в организме с тем же, примерно, набором соматовисцеральных ощущений . Произойдет вспоминание тех же эмоций, мыслей, настроений, сигнализирующих о значении соматовисцеральных ощущений: в связи с тем, что в памяти хранится энграмма стимула-эталона (память о стрессогенной информации), информация будет узнаваться человеком «как прежняя ». Равным образом, это справедливо при актуализации энграммы на фоне подпороговых ощущений. Образ восприятия подобного типа ситуаций и характерного типа реагирования на них будут тем более устойчивыми, чем сильнее было первое потрясение и чем меньше было оказано впоследствии противоположных влияний. Я считаю, что здесь размыты границы телесных и психических реакций, и потому нет никаких оснований разводить их во времени (что возникло раньше): одну и ту же информацию психика опосредованно познает через тело (вегетативная память — «субстрат» эмоционально-аффективного знания), а тело опосредованно познает через психику (узнавание стимула-эталона есть припоминание его значения).При этом экстероцептивные ощущения создают, в основном, когнитивный компонент образов восприятия, следов памяти, мыслей, рефлексивных образов («я знаю, что это…»), а проприоцептивные и интероцептивные ощущения создают, в основном, их аффективный компонент («я переживаю то, о чем знаю, что это…»). Такой плотный характер взаимодействия, взаимовлияния и взаимопроникновения психики и тела соединяет энергии тела и психики в единую биопсихическую энергию человека(греч. energeia — деятельность, активность, сила в действии). Таким образом, все ощущения являются конгруэнтными друг другу знаками , совместно сообщающими значение одной и той же информации, и отчасти формирующими устойчивый «продукт». Сам же «продукт» проявляется «процессуально» в характерных ритмах, темпах, температуре тела, степени его «протекаемости», движениях, позах, осанке, дыхании, запахе и звучании. Именно этот «продукт» беременной женщины сообщает плоду сигналы, которые он телесно переживает идентично значению (+,-) ее текущих реакций , переживаний и соматовисцеральных ощущений. Однако, знаки "+" и "-" не содержат в себе смысла воспринимаемой информации («почему это случилось, и для чего это нужно»): поскольку смысл — образование духовной сферы человека, плод его не может постичь. Но так ли это?

Смысл пронизывает состояния и переживания человека, каждое действие содержит в себе смысл и обусловлено им. Смысл, как психологическая реальность, 1) «суть, главное, основное содержание (иногда скрытое) в явлениях, сообщении или поведенческих проявлениях; 2)личностная значимость тех или иных явлений, сообщений или действий, их отношение к интересам, потребностям и в целом к жизненному контексту конкретного субъекта» (8). В психологии смысл используется во втором определении. Смысл позволяет человеку, руководствуясь определенными оценочными критериями, выбирать актуальный тип поведения и формулировать отношение к своему опыту. Представления о смыслах начинают формироваться еще в раннем детстве в недрах семьи в соответствии с культуральными/национальными особенностями, общим культурным уровнем и морально — нравственными/этическими представлениями ее старших членов. Однако мы предполагаем, что зачатки системы смыслов берут свое начало в пренатальный период развития человека и гораздо более сложно организованы, чем об этом принято считать. Поэтому анализ начальных этапов процесса формирования смыслов (как я это понимаю) поможет понять хранящийся в глубинах памяти основной «материал», из которого развиваются жизненные стратегии человека.

В течение жизни человек «обрастает» множеством критериев оценки, но прежде других образуются, как известно, критерии «удовольствия» - «неудовольствия» . Зачатки этих критериев зарождаются, не в младенчестве, но у эмбриона, и выражают, по моему мнению, отношение качества и силы внешних влияний к уровню реактивности нервной системы плода . Зародыш находится во внутреннем пространстве матери, но для него это пространство — внешнее: невзирая на теснейшую связь, единение с матерью, он представляет собой отдельную жизнь, подобно зерну, посаженному в почву. Насколько желанна или нежеланна эта зарождающаяся жизнь, настолько эмоционально это переживается матерью и выражается в её настроениях, психических состояниях и изменениях на соматическом уровне (на уровнях нервной системы, мышечном, жидкостей внутренней среды и др.). Посредством материнских психосоматических реакций информация об её отношении (осознанном или не осознанном — не имеет значения) к данной беременности кодируется на клеточном уровне и закрепляется в нервной системе зародыша с момента закладки нервной пластинки, т.е. примерно с третьей недели после зачатия; этот код — первая предпосылка будущих базовых, биопсихических паттернов человека. В дальнейшем все значимое для матери, что изменяет ее состояние, «проецируется» во внешнее пространство плода. «Информация» поступает с кровью, лимфой и тканевой жидкостью. Это — внутренняя среда материнского организма , состав которой зависит от реакций ее организма на внешние и внутренние воздействия. Состав внутренней среды порождает «явления», благоприятные или неблагоприятные для плода (естественно, спектр «явлений» гораздо шире, и здесь разводится на полярности намеренно). Уже во второй половине внутриутробного развития плод ощущает характерные изменения околоплодной жидкости, сигнализирующие об актуальном психосоматическом состоянии матери, через запах и вкус, что отражается на его активности и состоянии. Он переживает противоположные по знаку влияния и их нюансы через все виды и типы ощущений множество раз, обучаясь телесному знанию о сути явлений его мира, с которым слит, но которым не является (вероятно, способность к синхронизации и идентификации с объектом восприятия имеет внутриутробный генез). Неблагоприятные условия означают угрозу жизни, т.е. опасность отторжения и преждевременного изгнания — смерть , в отличие от благоприятных условий, просто означающих жизнь как данность. Это является «смыслом — сутью», основным содержанием в явлении, сообщении (8). Ощущение опасности стимулирует в биологическом организме избегание смерти, или стремление к жизни, за которую он борется в меру своих сил. Поэтому небольшие внутриутробные «сложности» видятся непременным и необходимым условием успешного развития навыков выживания еще до рождения . В равной степени это справедливо и по отношению к самому процессу родов (хоть и своевременное, но — «изгнание-смерть»): прохождение десяти сантиметров родовых путей является настолько большой опасностью и сильной травмой для плода, что уровень адреналина в его крови повышается намного выше уровня, наблюдаемого у взрослого человека во время сердечного приступа. Но именно эти физиологические условия являются ключом к успешному прохождению плодом родовых путей и выходу из материнского лона. Эти же условия дают первый реальный (телесный!) опыт преодоления «смерти» и способствует совершению первого дыхательного акта и адаптации к новым условиям. Так, первые и основные смыслы человек познает и оценивает через опыт телесных состояний равновесия и тревоги еще в утробе матери; эти состояния раскрывают суть дуального бытия физических тел через образование двух базовых групп ощущений: удовольствия (жизнь) и неудовольствия (смерть). Стремления к смерти биологический организм не знает. «Живое, которое просто функционирует» (В. Райх), знает только одно стремление — к жизни. Поскольку знание о жизни и смерти (реакции плода) соответствует сообщаемым в явлениях смыслам (материнские психосоматические реакции) и приобретается телом посредством опыта до и во время рождения, оно является надежным биопсихическим знанием.

Младенец в гораздо большей степени «биологическое», чем «социальное» и «психическое» существо, и система знаков в этом возрасте телесная, состоящая из конкретных, «естественных знаков» (6). То, что младенцу ощутимо известно как приятное или неприятное (состояние ), и есть естественные знаки. Они тяготеют по законам консолидации следов памяти к создавшимся в дородовой период двум полярным группам знаков-состояний, образуя день за днем две части единого фундамента всех знаковых систем человека. Естественные знаки формируют первые причинно-следственные связи (с кем/чем связано приятное-неприятное), образующие базовый уровень памяти человека — моторную биполярную память . В младенчестве хороший контакт с матерью, грудное вскармливание и нежная забота усиливают позиции знаков удовольствия, а отсутствие такого контакта усиливает позиции знаков неудовольствия. Поэтому наличие или отсутствие любви матери в основном определяют параметры развития эмоциональной памяти человека, которая закладывается на материале естественных знаков моторной памяти. Следовательно, в норме биопсихическое знание о жизни (удовольствие) и смерти (неудовольствие) усложняется и углубляется фактом появления эмоциональной памяти . Она образуется знаками безусловной любви, вызывающей РАДОСТЬ . Биопсихическое знание, подобно телу зародыша в первые недели эибриогенеза, приобретает трехслойное строение, а некое количество причинно-следственных связей между знаками трех типов (жизнь/удовольствие — любовь/радость — смерть/неудовольствие) образует базу данных первой знаковой системы — системы ощущений . На нее, постепенно развиваясь, накладывается ассоциативная и образная знаковые системы, а позже — системы представлений и понятий. Поскольку для ребенка 1,5–2-х лет основными критериями оценки все еще остаются базовые состояния (хорошо/плохо= удовольствие/неудовольствие=жизнь смерть), то в процессе воспитания и социализации, через механизм подкрепления и отвержения любви , в многоуровневой знаковой системе происходит образование конгруэнтностей . Но конкретно мыслящий ребенок, в силу все еще сохраняющейся внутриутробной способности к синхронизации и идентификации, воспринимает и обобщает конгруэнтные знаки в тождества . И потому, исходящее от родителей: «Это хорошо » для него означает: «Мне спокойно» (состояние равновесия) = «Это приятно» (ощущение удовольствия) = «Я хороший» + возможно наличие образа = «Меня любят (радость)» = «Это »жизнь" (смысл). Исходящее от родителей «Это плохо » означает: «Мне тревожно» (состояние) = «Это неприятно» (ощущение) = «Я плохой» + возможно наличие образа = «Меня не любят (печаль)» = «Это »смерть" (смысл). Таким образом, состояние и ощущение ребенка, сообщающие суть явлений (смысл), но пронизанные индивидуальными ассоциациями, трансформируются в фундамент будущего здания морально-нравственных критериев через понятия взрослых — «хорошо» и «плохо». Поэтому, когда в 3–7 лет ребенок вступает в общество, законы которого устроены не по принципу удовольствия и радости, но по правилам «можно», «нельзя», «должно», «полезно», «вредно», «выгодно», он остается вне телесных меток и ориентиров, по которым до сих пор происходило непосредственное познавание сути предмета; теперь оно подменяется опосредованным — через мнение значимых взрослых, соответствие которому приносит любовь. Но поскольку значимые мнения ребенком переживаются , то они вызывают в теле ряд характерных вегетативно-мышечных реакций, которые закрепляются при последующих подобных переживаниях. У ребенка 7–10 лет уже образуется в начальной стадии система смыслов, при этом «личностная значимость… явлений, сообщений… действий…» возникает из телесных переживаний и воспоминаний о пережитом принятии или отвержении значимыми людьми, которое связано с интеграцией в общество взрослых и социализацией. Ориентируясь на возникающие при отвержении или принятии ощущения, человек и далее, в течение всей жизни, привыкает оценивать значительность, значимость и полезность всего, что с ним происходит, по этим или соответствующим понятийным меткам. Такая позиция способствует тому, что человек не «включен» в наблюдение и осознание основополагающего Закона Жизни, который проявляется во всем и выражается через процессы зачатия, рождения, развития, угасания и смерти . Адаптация происходит чаще не к реальным условиям, а к условиям, порождаемым иллюзорными представлениями. Поэтому человек воспринимает как «жизнь» все, что не содержит реальной опасности (эту иллюзию обеспечивает, как правило, «неизменяемость», стагнация его бытия), и как «смерть» все, что содержит в себе отвержение, окончание стабильности и опасность (в частности, всякий новый опыт таит в себе такую опасность). Так, на фундаменте биопсихических смыслов («жизнь» — «смерть») происходит двойное опосредование, слияние личностных и базовых смыслов и подмена понятий . Иллюзии сотен миллионов людей, разрастаясь, порождают псевдореальность , к которой и происходит соцадаптация. В соответствии с таким типом соцадаптации формируется определенный тип телесности, призванный защитить человека от характерных для него дезадаптаций и декомпенсаций. Установка «страх перед жизнью» (опасность!) переориентирует деятельность тела, а именно качество и знак действия механизмов адаптации. Поскольку стремление к жизни проявляется через преодоление опасности (смерти), адаптационные механизмы порождают психосоматические защитные паттерны в опасной (стрессовой) ситуации (или в тех, которые личность считает стрессовыми): «каждая мышечная судорога содержит историю и смысл своего возникновения» (В. Райх). Лишенный , как правило, радости, человек обучается программировать свои действия так, чтобы избежать телесного неудовольствия и/или соответствующего ему индивидуального представления, и через это достичь удовольствия более «высокого» порядка. Уникальные системы соответствий индивидов, пронизанные уникальными ассоциациями и смыслами, выражаются в едином, наблюдаемом и переживаемом, «продукте». Назову его «телесность».

Под телесностью понимается качество, сила и знак телесных реакций человека, формирующихся с момента зачатия в процессе всей жизни. Телесность не идентична телу и не является продуктом одного лишь тела. Как реальность, она — результат деятельности триединой природы человека. Это субъективно переживаемое и объективно наблюдаемое выражение и свидетельство вектора (+ или -) совокупной энергии индивида (греч. energeia — деятельность, активность, сила в действии). Телесность образуется в контексте генотипа, половой принадлежности и уникальных биопсихических особенностей индивидуума в процессе его адаптации и самореализации. Основой формирования телесности является единая память.
Телесность проявляется как процесс в форме тела через асимметрии, характерные движения, позы, осанку, дыхание, ритмы, темпы, температуру, «протекаемость», запах, звучание и гипнабельность. Телесность изменяема: характер ее меняется в соответствии со знаком телесно-чувственных процессов. Эти изменения не идентичны процессам развития, взросления или старения, но перечисленные процессы влияют на нее и в ней проявляются. Поскольку ее формирование зависимо от внешних и внутренних условий, то значительные изменения этих условий влекут за собой изменения телесности человека. На состоянии телесности отражаются мотивации, установки и, в целом, система смыслов индивидуума, поэтому она хранит обобщенное знание человека и представляет собой материальный, видимый аспект души (психе).
Так же, как и тело (слав. tъlo / лат. Tellus — основа, почва, земля), телесность призвана выполнять охранительную и поддерживающую функции в адаптационных процессах, и в этом — ее первое назначение.

Уровень развития телесности (диапазон) позволяет человеку в той или иной степени «резонировать» с миром, что является другим ее назначением.

Третьим, последним назначением телесности является обеспечение разъединения духа/души и тела в момент смерти.

Литература

1. Ожегов С. И. Словарь русского языка, М., Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1961г.


2. Основы перинатологии п/ред. проф..Н. П. Шабалова и проф. Ю. В. Цвелева


3. Основы физиологии человека в 2-х томах, С-Пб, Международный фонд истории науки, 1994г.


4. Словарь практического психолога, Минск, Харвест, 1997г.


5. Современная психология: справочное руководство, Москва, ИНФА-М, 1999г.


6. Соломоник А. Семиотика и лингвистика, М., «Молодая гвардия», 1995г.


7. Хрестоматия по телесно-ориентированной психотерапии под ред. Л. С. Сергеевой, С-Пб, 2000г.


8. «Человек», Философско-энциклопедический словарь, М., «Наука», 2000г.


9. Wechowsky, Andreas (1997), Konzepte der Erdung; Energie@ Character, №15, Berlin, 1997

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что человеческая телесность как социально-философская проблема постоянно привлекала интерес: как телесные силы раскрываются в жизни и социальном бытии человека, каковы взаимосвязи тела, души и духа и есть ли пределы их развития. Данные вопросы приобретают еще большую актуальность сегодня, в условиях динамично и противоречиво функционирующего современного общества, вступившего в эпоху информационной цивилизации. Действительно, телесные атрибуты и метафоры занимают доминирующее значение в человеческой жизни. Современный человек, не умея представить себе телесно неосязаемое, как бы накладывает понятие телесности на явления нематериальные, духовные. Но «чистой» телесности, строго говоря, нет. Телесное воплощение человека осуществляется не в мире как таковом, а в социокультурном мире. Человеку изначально даны лишь части его тела, которые он должен преобразовать в некую целостность. Если всякое чужое тело выступает для каждого предметом внешнего созерцания, то собственное тело никогда таковым не является, т.е. ни предметом внутреннего, ни внешнего созерцания. «Оно, - как заметил И.Г.Фихте, - не есть предмет внутреннего созерцания, так как нет внутреннего общего чувства всего тела, а только частей его, например, при боли; оно не есть и предмет внешнего созерцания: мы не видим себя целиком, а только части своего тела (разве только в зеркале, но там мы видим не наше тело, а только его образ, и как такой образ мы его мыслим только потому, что мы уже знаем, что имеем тело)» 1 . Как видим, Фихте хочет сказать, что человек должен еще овладеть телом, сделать его своим согласно своему нравственному предназначению. Другими словами, внутренний образ тела, или телесность, всегда духовно трансформирована.

Таким образом, актуальность проблемы человеческой телесности обусловлена, в первую очередь, тем, что общество должно осуществлять «запись» наиболее значимых культурных и ценностных шифров, и эта «запись», очевидно, происходит на особой «поверхности», не обладающей фиксированными границами. Социально-философский анализ проблемы человеческой телесности особенно актуализируется в наше время в силу антропологического «поворота» в современной философии, развития науки и техники, негативного воздействия научно-технической революции на сущностные силы человека, его физическое, духовное и психическое развитие, в связи с реальной угрозой жить человеку в искусственном, бесприродном техническом мире, в техносфере, что несовместимо с бытием человека как естественного, телесного существа, несовместимо с опасными экспериментами над человеком (его клонирования и пр.).

Телесность - особенное явление: наиболее присущее человеку и одно из наименее известных ему. Понятие «человеческой телесности», возникшее на стыке естествознания, медицины и гуманитарного знания, является актуальным прежде всего в том плане, что оно предназначено для характеристики социальных качеств человеческого тела 1 . Человеческое тело, помимо действия общих законов жизни, подвержено влиянию закономерностей социальной жизни, которые, не отменяя первых, существенным образом модифицируют их проявление. Границы тела человека, как некого целого, как известно, не соответствуют границам физического тела конкретного индивида, в то время как граница души и тела может быть проведена по самому телу («лицо» — это «душа»).

Тело человека - это живая, открытая, оптимально функционирующая сложнейшая, саморегулирующаяся и самообновляющаяся биологическая система с присущими ей принципами самосохранения и приспособляемости. Тело представляет собой единство множеств, поскольку определенные органы и системы органов зарождаются в эмбриональный период из конкретного зародышевого листка. «В развитии человека эмбриональный период является критическим. Эмбрион особенно подвержен влиянию различных факторов среды и зависит от состояния материнского организма». 2 Поэтому и ранние, и более поздние нарушения в работе одного органа или какой-либо системы органов отражаются прежде всего на функционировании тех органов или систем, которые находятся с ними в наиболее тесной, «родственной» связи. Система «тело» находится во взаимодействии с окружающей средой и нуждается в постоянном обмене энергией (веществами) с ней. Этот обмен возможен благодаря постоянному влиянию раздражителей внешней и внутренней среды. Они всегда являются новой информацией для организма и перерабатываются его нейро-гуморальной системой. Раздражители воздействуют на параметры организма, которые сложились до данного воздействия. Поэтому характер переработки информации зависит от характера той информации, которая записана к этому моменту в аппарате памяти системы регуляции.Это один из основополагающих факторов в образовании индивидуальных особенностей телесности, сформировавшийся на заре биологических форм жизни. Другим важнейшим фактором является соответствие (конгруэнтность)/несоответствие (неконгруэнтность) текущего состояния организма и объективной ситуации, в которой этот организм находится в данный момент.

В современной философии «тело» — это философское понятие, противопоставляющее телесность личности бестелесному, трансцендентальному субъекту. Тело существует до оппозиции субъекта и объекта. Оно включено и вовлечено в материальный мир (поверхности, ландшафты, объекты), а мир инкрустирован в тело. Посредством восприятия, чувственности и рефлексии мы имеем мир и одновременно принадлежим ему (М.Мерло-Понти). Правильнее говорить о субъективности тела, поскольку чувственность и язык тела есть одновременно ткань, фигура мысли (интенции).

Кроме того, индивид осознает свое тело под взглядом Другого. Отношение индивида к своему телу задается бытием Другого, нормативными (карательными) телесными практиками, которые конституируют дисциплинарное, социально-контролируемое тело (М.Фуко). Именно Другой создает горизонт вещей, желаний, телесности. Телесный опыт образуется как двойное схватывание, то есть одно и то же тактильное ощущение, воспринятое как внешний объект и как ощущение материального объекта, телесная реальность для сознания (Э.Гуссерль). Иначе говоря, телесность, телесный объект и тело есть субъективность тела, воспринимающего внешнее себе.

В конституировании тела различаются: 1)тело как материальный объект; 2)тело как «плоть», живой организм, например, дионисийское, экстатическое тело (Ф.Ницше); 3)тело как выражение и «очаг смысла», феноменологическое тело (М.Мерло-Понти); 4)тело как элемент культуры – социальное тело (Ж.Делез, Гваттари), текстуальное тело (Р.Барт).

Характеристиками телесности являются сексуальность, аффект, перверсии, движение, жест, смерть и др. Деятельность тела в мире наделяет его качеством посредника — «быть и иметь» (Г.Марсель).

Инструментальное поле тела выступает как телесные практики — сподручность (М.Хайдеггер), касание (Сартр), артикулированное «желание сказать» (Ж.Деррида), желание наслаждения (Фрейд). Касание и ощупывание, чувственно-соматическая коммуникация господствуют в практике созидания и восприятия арт-объектов. Игра актера, например, – это создание «языка тела», в котором изоморфны телесность и текстуальность. Изобретение арт-объектов всегда осуществляется в дискурсивной среде в виде «текстуального тела».

Телесность проявляется как процесс в форме тела через асимметрии, характерные движения, позы, осанку, дыхание, ритмы, темпы, температуру, «протекаемость», запах, звучание и гипнабельность. Телесность изменяема: характер ее меняется в соответствии со знаком телесно-чувственных процессов. Эти изменения не идентичны процессам развития, взросления или старения, но перечисленные процессы влияют на нее и в ней проявляются. Поскольку ее формирование зависимо от внешних и внутренних условий, то значительные изменения этих условий влекут за собой изменения телесности человека. На состоянии телесности отражаются мотивации, установки и, в целом, система смыслов индивидуума, поэтому она хранит обобщенное знание человека и представляет собой материальный, видимый аспект души (психе).

Так же, как и тело (слав. telo / лат. Tellus - основа, почва, земля), телесность призвана выполнять охранительную и поддерживающую функции в адаптационных процессах, и в этом - ее первое назначение.

Уровень развития телесности (диапазон) позволяет человеку в той или иной степени «резонировать» с миром, что является другим ее назначением.

Последним назначением телесности является обеспечение разъединения духа/души и тела в момент смерти.

2. СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ УГРОЗЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ТЕЛЕСНОСТИ

Человеку сегодня угрожает опасность жить в бесприродном техническом мире. Техносфера развивается значительно быстрее биосферы, и человек, пытаясь приспосабливаться к жизни в искусственном окружении, вынужден заниматься своей телесной организацией. Современные формы деятельности являются настолько многообразными, что требуют не просто выработки специфических навыков, способностей, но и дальнейшего совершенствования мира внутренних чувств. Природа оставляет человеческое тело незавершенным для того, чтобы оно было до конца сформировано внутренним, чувственным миром. Но всегда при этом необходимо помнить о единстве статики и динамики в человеческом бытии. Следует отметить и тот существенно важный для нас момент, что связь между духовными ценностями и формами удовлетворения некоторых материальных потребностей, а также потребностей тела, может быть более прямой и непосредственной (например, в лечебных учреждениях иногда используют специально подобранную музыку для лечения психических и телесных болезней). «В здоровом теле — здоровый дух» — эту «старую латинскую поговорку можно до некоторой степени обернуть, сказав: здоровый дух — здоровое тело, так как установлено, что жизнерадостность, воля к жизни способствуют телесному выздоровлению 1 .

Некоторые тяжелые болезни во многом обусловлены духовным нездоровьем, которое связано с утратой представлений о достоинстве и красоте человека. Сама природа подает сегодня человеку как бы знак к тому, чтобы он исправился, стал нравственно чище и лучше. Разумеется, нельзя при этом однозначно связывать духовные добродетели человека с его долголетием и здоровьем. Самое главное заключается в том, что человеку дано осознанно влиять на свое тело, обрабатывать, шлифовать органы своей телесной организации. Ведь телесность — это понятие, описывающее не просто структурную организацию, но и ее живую пластичную динамику.

Человеческая телесность выступает как свойство, погруженное не только в пространство индивидуальной жизни, но и в пространство бытия других личностей. В конечном счете, телесность связана с культурно-историческим пространством человеческого бытия.

Научно-технические достижения выступают фактором усложнения ситуации, которая с ХХ века становится более запутанной по сравнению с предшествующими эпохами. Развитие техногенной цивилизации подошло к критическим рубежам, которые обозначают границы цивилизационного роста. Это обнаружилось во второй половине ХХ века в связи с нарастанием глобальных кризисов и глобальных проблем.

Учёные считают, что в ХХI в. лидером естествознания станет биология. Одно из перспективных направлений развития этой науки испытывает невиданный подъём – биотехнология, которая использует биологические процессы в производственных целях. С её помощью производятся, например, столь широко применимые кормовой белок и медикаменты, способствуя победам над голодом и болезнями. На базе молекулярной технологии появилась генная инженерия, которая путём пересадки чужих генов в клетки позволяет выводить новые виды растений и животных.

Над нашей телесностью нависает опасность. С одной стороны это угроза слабости нашего тела в созданном нами самими мире, современный техногенный мир начинает деформировать основы генофонда. А он явился результатом миллионов лет биоэволюции и выдержал такую тяжёлую битву с природой, дав нам и разум, и возможности воспринимать мир выше уровня необходимых для выживания инстинктов. С другой стороны это опасность его замены на механические модули и информационные блоки или напротив «улучшения» его генетическим путём.

Телесное здоровье всегда было на одном из первых мест в системе человеческих ценностей, но нарастают предупреждения биологов, генетиков, медиков об опасности разрушения человечества как вида, деформации его телесных основ. Нарастает генетическая отягощённость человеческой популяции. Повсеместно фиксируется ослабление иммунного аппарата человека под действием ксенобиотиков и многочисленных социальных и личных стрессов. Растёт число наследственно отягощённых уродств, женского бесплодия и мужской импотенции.

Утверждение на планете техносферы, возникновение «окультуренной» природы, несущей на себе печать ума и воли людей, не может не порождать новых острых проблем. Сейчас уже становится ясно, что приспособление человека к той среде, которую он приспособил к своей жизнедеятельности – весьма непростой процесс. Стремительное развитие техносферы опережает эволюционно сложившиеся приспособительные, адаптивные возможности человека. Затруднения в состыковании психофизиологических потенций человека с требованиями современной техники и технологии зафиксированы повсеместно и теоретически и практически. Океан химических веществ, в который нынче погружена наша повседневная жизнь, резкие изменения в политике и зигзаги в экономике – всё это воздействует на нервную систему, способности восприятия притупляются и это соматически проявляется у миллионов людей. Налицо признаки физического вырождения в ряде регионов, неудержимое расползание наркомании, алкоголизма. Усиливающиеся психические нагрузки, с которыми всё больше сталкивается человек в современном мире, вызывают накопление отрицательных эмоций и часто стимулируют применение искусственных средств снятия напряжения: как традиционных (транквилизаторы, наркотики), так и новых средств манипулирования психикой (секты, телевидение и т.п.).

Всё более и более нарастает проблема сохранения человеческой личности как биологической структуры в условиях растущего и всестороннего процесса отчуждения, что обозначается, как современный антропологический кризис: человек усложняет свой мир, всё чаще вызываются силы, которые он уже не может контролировать и которые становятся чужды его природе. Чем больше он преображает мир, тем в большей мере порождаются социальные факторы, которые начинают формировать структуры, радикально меняющие человеческую жизнь и, видимо, ухудшающие её. Современная индустриальная культура создаёт широкие возможности для манипулирования сознанием, при котором человек теряет возможность рационально осмысливать бытиё. Ускоренное развитие техногенной цивилизации делает весьма сложной проблему социализации и формирования личности. Постоянно меняющийся мир обрывает многие корни, традиции, заставляет человека жить в разных культурах, приспосабливаться к постоянно обновляющимся обстоятельствам.

Вторжение техники во все сферы человеческого бытия – от глобальных до сугубо интимных – порой порождает безудержную апологию техники, своеобразной идеологии и психологии техницизма. Одностороннее технитизированное рассмотрение человеческих проблем приводит к той концепции отношения к телесно-природной структуре человека, которая выражается в концепции «киборгизации». Согласно этой концепции в будущем человек должен будет отказаться от своего тела. Современных людей сменят кибернетические организмы (киборги), где живое и техническое дадут какой-то новый сплав. Такое упоение техническими перспективами опасно и антигуманно. Разумеется, включение в человеческое тело искусственных органов (различных протезов, кардиостимуляторов и т.д.) вещь разумная и необходимая, но она не должна переходить рубеж, когда личность перестаёт быть сама собой.

Среди проблем современной цивилизации ученые выделяют три основные глобальные проблемы: экологическая, социальная и культурно-антропологическая.

Сущность экологической проблемы составляет неконтролируемый рост техносферы и его отрицательное воздействие на биосферу. Отсюда есть смысл говорить об экологии духовности и телесности. Например, кризис духовности социума породил разруху в окружающей среде. И чтобы преодолеть этот кризис нужно восстановить изначальную гармонию человека с природой.

Антропологическую проблему составляет усиливающаяся дисгармония между развитием природных и социальных качеств человека. Ее компонентами являются: снижение здоровья людей, угроза разрушения генофонда человечества и появление новых болезней; отрыв человека от биосферной жизни и переход в техносферные условия жизнедеятельности; дегуманизация людей и потеря нравственности; расщепление культуры на элитарную и массовую; рост количества самоубийств, алкоголизма, наркомании; расцвет тоталитарных религиозных сект и политических группировок.

Сущность социальной проблемы составляет неприспособленность механизмов социальной регуляции к изменившейся реальности. Здесь следует выделить компоненты: растущая дифференциация стран и регионов мира по уровню потребления природных ресурсов и уровню экономического развития; большая численность людей живущих в условиях недоедания и нищеты; рост межэтнических конфликтов; формирование в развитых странах низшего слоя населения.

Все эти проблемы напрямую связаны с духовностью и телесностью человека и решить, одну из этих проблем, не решая остальных, не представляется возможным.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Понятие «человеческой телесности» возникло на стыке естествознания, медицины и гуманитарного знания и оно предназначено для характеристики социальных качеств человеческого тела. Человеческое тело, помимо действия общих законов жизни, подвержено влиянию закономерностей социальной жизни, которые, не отменяя первых, существенным образом модифицируют их проявление. Тело человека - это живая, открытая, оптимально функционирующая сложнейшая, саморегулирующаяся и самообновляющаяся биологическая система с присущими ей принципами самосохранения и приспособляемости. Под телесностью понимается качество, сила и знак телесных реакций человека, формирующихся с момента зачатия в процессе всей жизни. Телесность не идентична телу и не является продуктом одного лишь тела. Как реальность, она - результат деятельности триединой природы человека. Это субъективно переживаемое и объективно наблюдаемое выражение и свидетельство вектора совокупной энергии индивида. Телесность образуется в контексте генотипа, половой принадлежности и уникальных биопсихических особенностей индивидуума в процессе его адаптации и самореализации. Основой формирования телесности является единая память.

Среди проблем современной цивилизации ученые выделяют три основные глобальные проблемы: экологическая, социальная и культурно-антропологическая. Сущность экологической проблемы составляет неконтролируемый рост техносферы и его отрицательное воздействие на биосферу. Отсюда есть смысл говорить об экологии духовности и телесности. Например, кризис духовности социума породил разруху в окружающей среде. И чтобы преодолеть этот кризис нужно восстановить изначальную гармонию человека с природой. Антропологическую проблему составляет усиливающаяся дисгармония между развитием природных и социальных качеств человека. Ее компонентами являются: снижение здоровья людей, угроза разрушения генофонда человечества и появление новых болезней; отрыв человека от биосферной жизни и переход в техносферные условия жизнедеятельности; дегуманизация людей и потеря нравственности; расщепление культуры на элитарную и массовую; рост количества самоубийств, алкоголизма, наркомании; расцвет тоталитарных религиозных сект и политических группировок. Сущность социальной проблемы составляет неприспособленность механизмов социальной регуляции к изменившейся реальности. Здесь следует выделить компоненты: растущая дифференциация стран и регионов мира по уровню потребления природных ресурсов и уровню экономического развития; большая численность людей живущих в условиях недоедания и нищеты; рост межэтнических конфликтов; формирование в развитых странах низшего слоя населения. Все эти проблемы напрямую связаны с духовностью и телесностью человека и решить, одну из этих проблем, не решая остальных, не представляется возможным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Анисимов С.Ф. Духовные ценности: производство и потребление. — М .: Мысль, 1988.


Жаров Л.В. Двадцатилетний опыт изучения проблемы человеческой телесности (Актовая речь). -Ростов н/Д: Изд-во Ростовского государственного медицинского университета, 2001.


Ожегов С. И. Словарь русского языка, – М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1961.


Основы перинатологии / Ред. проф. Н.П. Шабалова и проф. Ю.В. Цвелева. М., 2000.

понятие, служащее для преодоления традиционных ориентиров метафизического мышления: субъект - объект, единый центр репрезентации, имплицитное превознесение гносеологизма. В рамках классической философии понятие Т. систематически вытеснялось в силу этико-теоретической ориентации. Классическая философия так и не сумела преодолеть дихотомию субъекта и объекта, тела и души, трансцендентного и имманентного, внешнего и внутреннего и т. д. Дихотомия эта может быть преодолена, если обратиться к единству опыта, стабилизирующей структурой которого является Т. При этом Т. понимается не как объект, не как сумма органов, а как особое образование - неосознанный горизонт человеческого опыта, постоянно существующий до всякого определенного мышления. Недоступная для рефлексивного анализа, неразложимая по схеме последовательного рационального действия, Т. оказывается изначальной по отношению к природным и культурным объектам, благодаря которой они существуют и выражением которой они являются. Для Мерло-Понти Т. - "феноменальное тело", "система возможных действий", "потенциальное тело", феноменальное местоположение которого определено задачей и ситуацией. Для Фуко общество есть продукт исторически выработанных взаимообусловленных социальных и телесных практик. Т. оказывается средоточием двух основных форм терапевтической политики: анатомополитика человеческого тела и биополитика населения. Для Делеза и Гватгари Т. - это "тело без органов", непрестанно разрушающее организм. Для Лиотара Т. - это либидинальное желание, его безличность, интенциональность и определяющая власть в отношении фигурального. В понятии Т. особую нагрузку несет анонимность. Последняя означает, что Т. как высший синтез и единство опыта имеет свой мир, понимает свой мир без рационального опосредования, без подчинения объективирующей функции.

Отличное определение

Неполное определение ↓

ТЕЛЕСНОСТЬ

АНГЛ. CORPORALITY, CORPOREALITY, BODINESS. Понятие постструктурализма и постмодернизма, не получившее однозначной терминологической фиксации и именуемое по-разному у различных теоретиков. Является побочным следствием общей сексуализации теоретического и эстетического сознания Запада и служит одним из концептуальных обоснований деперсонализации субъекта.

Если классическая философия разрывала дух и плоть, конструируя в «царстве мысли» автономный и суверенный трансцендентальный субъект как явление сугубо духовное, резко противостоящее всему телесному, то усилия многих влиятельных мыслителей современности, под непосредственный воздействием которых и сложилась постструктуралистско-постмодернистская доктрина, были направлены на теоретическое «сращивание» тела с духом, на доказательство постулата о неразрывности чувственного и интеллектуального начал. Эта задача решалась путем внедрения чувственного элемента в сам акт сознания, утверждения невозможности «чисто созерцательного мышления» вне чувственности, которая объявляется гарантом связи сознания с окружающим миром.

В результате было переосмыслено и само представление о «внутреннем мире» человека, поскольку с введением понятия «телесности сознания» различие между «внутренним» и «внешним» оказывалось снятым, по крайней мере, в теории. Это довольно распространенная фантасциентема современной философской рефлексии, породившая целый веер самых различных теоретических спекуляций. Достаточно вспомнить «феноменологическое тело» М. Мерло-Понти как специфический вид «бытия третьего рода», обеспечивающего постоянный диалог человеческого сознания с миром и благодаря этому - чувственно-смысловую целостность субъективности. Мерло-Понти утверждал, что «очагом смысла» и миметических значений, которыми наделяется мир, является человеческое тело. Для Мерло-Понти источник любого смысла кроется в человеческом одушевленном теле, одухотворяющем миры и образующем вместе с ними «коррелятивное единство».

В этом же ряду находятся «социальное тело» Ж. Делеза, хора как выражение телесности «праматери-материи» Ю. Кристевой и, наконец, «тело как текст» Р. Барта («Имеет ли текст человеческие формы, является ли он фигурой, анаграммой тела? Да, но нашего эротического тела») (Barthes:l975, с. 72). В своих последних работах «Сад, Фурье, Лойола» (1971), «Удовольствие от текста» (1973), «Ролан Барт о Ролане Барте» (1975) Барт вводит понятие об «эротическом текстуальном теле». При этом Барт открыто заявляет о своем недоверии к науке, упрекая ее в бесстрастности, и пытается избежать этого при помощи «эротического отношения» к исследуемого тексту (Barthes:1977, с. 164). Далеко не последнюю роль в разработке этой концепции сыграл и М. Фуко.

То, что Барт и Кристева постулируют в качестве эротического тела, фактически представляет собой любопытную метаморфозу «трансцендентального эго» в «трансцендентальное эротическое тело», которое так же внелично, несмотря на все попытки Кристевой «укоренить» его в теле матери или ребенка, как и картезианско-гуссерлианское трансцендентальное эго.

Примеры сексуализации мышления можно встретить у самых разных ученых современности, не мыслящих «внетелесного», и на этом основании для них внесексуального менталитета. Либидозное существование «социального тела» - т. е. общества, как его понимают Делез и Гваттари, со всеми сопутствующими биологически-натуралистическими ассоциациями, очевидно, нельзя рассматривать вне общего духа эпатажа, которым проникнута вся авангардистская теоретическая мысль времен «сексуальной революции». По этому проторенному пути и идут авторы «Анти-Эдипа». Либидо для них, как и для Кристевой, представляет собой динамический элемент бессознательной психической активности, проявляющей себя импульсами-квантами энергии, между которыми возникают моменты паузы, перерыва в излиянии этой энергии. Этим либидозным «потокам» придаются черты физиологических процессов - продуктов жизнедеятельности живого организма. Соответственно и «машинообразность» либидо понимается ими в том смысле, что оно состоит из импульсов истечения, потоков и их временных прекращений, т. е. представляет собой своеобразную пульсацию. По аргументации Делеза, как рот человека прерывает потоки вдыхаемого и выдыхаемого воздуха и потребляемого молока, так же действуют и органы выделения. Аналогично рассматривается и роль различных «желающих машин» по отношению к потокам либидозной энергии. Из всего этого можно сделать вывод, что «основополагающим» типом «желающей машины», несмотря на всю нарочитую терминологическую путаницу, для Делеза и Гваттари является человек, его природные свойства, на которые уже затем наслаиваются разного рода образования - структуры, или, в терминах Делеза-Гваттари, «псевдоструктуры»: семья, общество, государство.

Точно так же и Кристева стремится биологизировать сам процесс означивания, укоренить его истоки и смыслы в самом теле, само существование которого (как и происходящие в нем процессы) мыслится по аналогии с текстом.

Введение принципа «телесности» повлекло за собой три тенденции. Во-первых, «растворение» автономности и суверенности субъекта в «актах чувственности», т.е. в таких состояниях сознания, которые находятся вне власти волевого и рационального начала. Во-вторых, акцентирование аффективных сторон чувственности обусловило обостренный интерес к патологическому ее аспекту. И, наконец, сексуальность как наглядно-концентрированное проявление чувственности выдвинулась на первый план практически у всех теоретиков постструктурализма и постмодернизма и стала заметно доминировать над всеми остальными ее формами. Несомненно также, что сама концепция сексуализированной и эротизи-рованной телесности формировалась в русле фрейдистских и неофрейдистских представлений, по-своему их развивая и дополняя.

Именно Фуко уже в своих ранних работах задал те параметры сексуализированного характера чувственности, которые стали столь типичными для постструктуралистского теоретизирования. Его вклад в развитие концепции телесности заключается прежде всего в том, что он стремился доказать непосредственную взаимообусловленность социальных и телесных практик, формирующих, по его мнению, исторически различные типы телесности. Роль Фуко в развитии концепции «телесности» заключается в том, что он стремился доказать взаимообусловленность социальных и телесных практик, формирующих, по его мнению, исторически различные виды телесности. Главное, что он попытался обосновать в первом томе «Истории сексуальности» (1976) (Foucault:1978a), - это вторичность и историчность представлений о сексуальности. Для него она не природный фактор, не «естественная реальность», а «продукт», следствие воздействия на общественное сознание системы постепенно формировавшихся дискурсивных и социальных практик, в свою очередь явившихся результатом развития системы надзора и контроля над индивидом. По Фуко, эмансипация человека от деспотических форм власти, сам факт складывания его субъективности является своеобразной формой «духовного рабства», поскольку «естественная» сексуальность человека сформировалась под воздействием феномена «дисциплинарной власти».

Ученый утверждает, что люди обрели сексуальность как факт сознания только с конца XVIII столетия, а секс - начиная с XIX в., до этого у них было всего лишь понятие плоти. При этом формирование сексуальности как комплекса социальных представлений, интериоризированных в сознании субъекта, Фуко связывает с западноевропейской практикой исповеди-признания, которую он понимает очень широко. Для него и психоанализ вырос из «институциализации» исповедальных процедур, характерных для западной цивилизации. Как пишет Саруп, «под исповедью Фуко подразумевает все те процедуры, посредством которых субъекты побуждались к порождению дискурсов истины, способных воздействовать на самих субъектов»(Sarup:1988, с. 74).

В частности, в Средние века священники, считает Фуко, во время исповеди интересовались лишь сексуальными проступками людей, так как в общественном сознании они связывались исключительно с телом человека. Начиная с Реформации и Контрреформации «дискурс сексуальности» приобрел новую форму: священники стали исповедовать своих прихожан не только в делах, но и в помыслах. В результате чего и сексуальность стала определяться в терминах не только тела, но и ума. Возникший дискурс о «греховных помыслах» помог сформировать как и само представление о сексуальности, так и способствовал развитию интроспекции - способности субъекта к наблюдению за содержанием и актами собственного сознания. Формирование аппарата самосознания и самоконтроля личности способствовало повышению уровня его субъективности, самоактуализации «Я-концепции» индивида.

Таким образом, как подчеркивает Фуко, хотя исповедь как средство регулирования поведения человека, вместе с другими мерами контроля на фабриках, в школах и тюрьмах, являющимися различными формами дискурсивных практик (особенно эти процессы, по его мнению, были характерны для XVIII в.), служили целям воспитания послушных, удобоуправляемых, «покорных и производительных» тел и умов, т. е. были орудием власти, они при этом давали побочный эффект «дискурса сексуальности», порождая субъективность в современном ее понимании. В этом, по Фуко, заключается позитивный фактор власти, которая, хотя и способствовала появлению в своих целях новых видов дискурсивных практик, однако тем самым создавала «новую реальность», новые объекты познания и «ритуалы» их постижения, «новые способности». Этот позитивный аспект трактовки Фуко понятия власти особенно заметен в его работах «Надзор и наказание» и «Воля к знанию».

Итак, сексуальность предстает как факт исторического становления человека, причем человека современного, как неотъемлемая часть его мышления, как конечное проявление все той же «телесности сознания». Столь исторически позднее возникновение представлений о сексуальности обусловило, по Фуко, относительно недавнее появление «современного человека», якобы возникшего на исходе XVII столетия и при «изменении основных установок знания», его породивших, способного так же быстро исчезнуть: «Если эти установки исчезнут так же, как они возникли, если какое-нибудь событие (возможность которого мы можем лишь предвидеть, не зная пока ни его формы, ни облика) разрушит их, как разрушилась на исходе XVIII в. почва классического мышления, тогда - в этом можно поручиться - человек изгладится как лицо, нарисованное на прибрежном песке» (Foucault:1967, с. 398).

Биологизация желания во всех его проявлениях и - как ее естественное продолжение - эротизация - неизбежное следствие общего иррационального духа постструктуралистского мышления, возводящего своеобразный культ тождества общества и тела со всеми сопутствующими натуралистическими подробностями. Здесь мы имеем дело с довольно стойкой мифологемой современного западного мышления, ведущей свое происхождение еще от соответствующих аналогий Гоббса, не говоря уже об античных проекциях Платона и стоиков.

Отличное определение

Неполное определение ↓